Теория заговора
Шрифт:
— Встаю, встаю, — пробурчал я, решив сегодня докопаться до истины. — Будь терпеливым, ты же видишь, человек едва выжил в автокатастрофе, а ты его понуждаешь.
— Просто нельзя опаздывать.
Я с видимым трудом и стонами поднялся с постели.
— Вообще-то, я пока не получил ответов на свои вопросы. А играть вслепую мне не нравится. Не в моём стиле.
Все было подобрано идеально. Черные носки, белье, сорочка, галстук.
— Сейчас съездим в одно место, а потом я отвечу, — едва заметно кивнул он на своих помощников, давая понять, что при них говорить
Одевался я долго. Со стонами и хрипами. Благо, синяки на теле не прошли и играли довольно широкой палитрой цветов, придавая правдоподобия фантазиям, изложенным в моей медицинской карте.
Я, наконец, оделся. Все было впору, все было дорогое, импортное. В таком виде не стыдно было бы и в гроб лечь но, вряд ли этот человек стал бы так заморачиваться пожелай уложить меня в гроб.
Я продолжал стенать и сетовать на то, как тяжело мне ходить, стоять и все такое прочее. Но, честно говоря, мне стало уже любопытно и интересно, что это за хрень и куда он меня тащит.
— Да давай же скорее! — прикрикнул он, глянув на часы. — Что ты копаешься как каракатица!
Я перевёл дух. Парни помогли одеться и вышли.
— Так кто, по-твоему, мог в меня стрелять? — прищурился я. — С места не сойду, пока не скажешь.
— Я полагаю, это контрразведка, — чуть шевельнул он головой. — Чужая. Сейчас мы с тобой поедем и разберёмся с этим делом.
— Шутишь? Я разбираться ещё не скоро смогу.
— Не в этом смысле.
Скорее всего, он действительно верил, что я пребывал в тяжёлом состоянии. В этом смысле у меня была перед ним фора, потому что чувствовал-то я себя очень даже неплохо и пару голов свернуть мог бы, как нефиг делать. Зеркала в палате не было, но было и так понятно, что выгляжу я очень даже ничего. Хоть на бал, хоть на совещание на высшем уровне, хоть на похороны.
— Зато могу девиц кадрить, — усмехнулся я. — Я старый солдат и не знаю слов любви, донна Роза.
— Для человека, по которому проехал, каток, ты действительно выглядишь очень даже неплохо, — ухмыльнулся, Весёлкин.
— Да и для семидесятитрёхлетнего старца тоже, да? — ответил я. — Одно неясно, там на посту дежурная медсестра. Сегодня на смене очень злая и несговорчивая бабища. Как мы через неё проскочим? Она ведь поднимет шухер.
— Не поднимет.
— Знаток женских сердец.
— Не болтай, зашнуровывай ботинки.
— Не могу наклониться. Можешь помочь зашнуровать?
Он присел и зашнуровал. Ну надо же, завязал мне здоровенные ушастые бантики, поднялся и протянул мне два бумажных пакетика.
— Если будет невмоготу от боли. Отличные порошки, хоть и горькие.
Я взял, и он молча вышел в коридор. Я сунул порошок в карман и последовал за ним. Глотать неизвестно что я не собирался, но пусть будут пока. Я огляделся. Коридор был совершенно пустой. Никого не было, никаких трупов — ни санитаров, ни медсестёр. Оставалось только надеяться, что Прокофьев следил и был в курсе того, что сейчас происходило…
Мы прошли по коридору, подошли к лестнице в противоположной стороне от
— Слушай, — нахмурился Весёлкин, повернувшись ко мне. — Возьми себя в руки, пожалуйста. Я ж тебя попросил. Иначе, вряд ли мы сможем добиться успеха в нашем деле.
— Хотелось бы ещё знать, что у нас за дело такое — пожал я плечами.
— Дело всё тоже, а некоторые детали сегодня тебе станут ясными.
Мы спустились. Прошли по длинному, плохо освещённому коридору и подошли к задней двери, через которую обычно разгружали белье и продукты.
На крылечке стояли ещё два человека в штатском, но по их внешнему виду можно было вполне определённо сказать, каким родом деятельности они занимаются. Один из них придержал входную дверь, пропуская Весёлкина и меня. Мы спустились с крылечка и подошли к «Волге».
Вообще-то их было две. Две чёрные «Волги». Весёлкин сам открыл дверку, пропуская меня на заднее сидение. Я со скрипом и со стонами забрался внутрь. Он обошёл машину и уселся рядом со мной.
— Поехали, — бросил он водителю, одному из тех, кто ждал нас на крыльце.
Во вторую машину сели те, кто принёс одежду, и мы, собственно, двинулись в путь. Ночная Москва, огни, лозунги, редкие машины, редкие прохожие. Все это поддерживало атмосферу таинственности, атмосферу загадки и добавляло немного тревоги и в без того неопределённую ситуацию.
В любом случае, преимущество было на моей стороне. Весёлкин думал, что я нахожусь в положении человека немощного и больного. Конечно, он мог выяснить, что я симулирую, но вряд ли. Леонид всё обставил очень правдоподобно. Да и вся организация моей эвакуации не походила на ликвидацию. Впрочем, я был на чеку, готовый моментально и жёстко отреагировать.
В общем, наш небольшой кортеж из двух черных волжанок, пронёсся по городу. И направились мы прямо на Лубянку. Дзержинский зыркнул бронзовым глазом, когда мы пролетали мимо, мол, ну-ну, купился дурачок. По спине пробежал холодок, но отступать было уже поздно. Оставалось верить, что не для того меня облекали в дорогущий «Дормей», чтобы засадить в каземат.
Мы пролетели через ворота КПП во внутренний двор, проехали в глубину, машины остановились, мы вышли. Чувствовал себя Штирлицем, которого Мюллер… ну, типа, откуда ваши пальцы на чемодане русской пианистки…
В общем, мы пошли по коридорам, спустились по лестнице и оказались в кабинете, похожем на тот, в котором я встречался с Воронцовым из КПК. Тоже, типа, такая переговорная, небольшой конференц-зал. Комната для совещания. Длинный стол, стулья, железный бюст железного Феликса, красное знамя, портреты выдающихся чекистов, телефон и графин с водой.
— Проглотил порошок? — кивнул Весёлкин. — Вон водичкой запей.
Я не ответил. Сидеть под веществами во время беседы мне не улыбалось. Я надеялся, что в этот раз беседа должна обойтись без Шахерезады Степановны…