Теория заговора
Шрифт:
Существовала ещё парочка вариантов, но ни один из них не был достаточно хорошим для того, чтобы начать немедленно его исполнять. Должно быть, поэтому Прокофьев на какое-то время завис и никак не отреагировал на команду гаишного капитана.
А тот в миг подобрался и встал наизготовку и по его виду можно было сделать не двусмысленный вывод о том, что он сейчас будет стрелять.
— Тише, тише, Леонид Борисович, — практически прошептал я, заметив, как напряглись его мышцы и заиграли желваки на скулах. — Не будем делать необдуманных шагов. Лица наши он еще толком не
Борисыч медленно выдохнул. Было видно, что он находился на пределе.
— Хорошо, — сквозь зубы процедил он. — Но просто так это для тебя не закончится, капитан. Вот увидишь.
Не глуша двигатель, он вышел. Я тоже открыл дверь и вышел на несколько секунд позже, так что капитану приходилось следить за нашими движениями, которые следовали друг за другом с некоторой разницей во времени. При этом он стоял со стороны Прокофьева, а я был защищён от него автомобилем.
Он сделал пару шагов назад для того, чтобы иметь возможность держать под контролем нас обоих:
— Спокойно, руки вверх…
Думаю, он немного растерялся, потому что не понимал, что делать дальше. Борисыч поднял руки, а я не поднял.
— Ты тоже! — бросил гаишник и направил ствол мне в лицо.
— В чём дело, капитан? — безо всякого напряжения спокойно начал говорить я. — У нас своя задача, у тебя своя. Если мы будем друг другу помогать это хорошо. Если будем друг другу палки в колеса вставлять, то это плохо и, для народа и для страны и…
— Отставить разговорчики, — зло оборвал меня он и недвусмысленно помахал пистолетом, мол поднимай руки.
И Прокофьев безукоризненно определил момент броска. В тот же миг бросился он на гаишника. Ударил капитана снизу по руке с зажатым в ней пистолетом. От неожиданности капитан нажал на спуск, и воздух огласил выстрел его Макарова. И это был сигнал к действию.
Я уже стоял на одной линии с гаишником и тут же бросился к нему. С Прокофьевым вдвоем мы скрутили капитана одним махом, обезоружили и сковали его же собственными браслетами, застегнув руки за спиной.
— Быстрее! — скомандовал Прокофьев. — Быстрее!
Мы засунули гаишника в его машину, посадили на передний диван и пристегнули к рулевому колесу.
— Забери оружие, — бросил мне Прокофьев.
— Товарищ генерал-майор, — ответил я. — Разрешите оставить оружие капитану. Всё-таки он же долг выполнял. Он ведь не знал наших полномочий и действовал относительно правильно. Ствол заберём, а с него три шкуры спустят.
— Ну, смотри, — покачал он головой. — Под твою ответственность.
Мы переглянулись и бросились к москвичонку.
— Надо было дать ему по чайнику, — с сожалением сказал Леонид Борисович, прибавляя газу. Ладно, хрен с ним. Нас он никак не найдёт. Удостоверение я не показал, номер машины не значится ни в одном реестре. А фоторобот — это ерунда.
— Сеанс самоуспокоения? — усмехнулся я.
— Типа того…
К деревенскому дому Львова мы приехали
— Вы прям тамплиеры какие-то, — усмехнулся я.
— Не то слово. Помоги мне вытащить этого неверного сарацина.
Он открыл багажник, и наш пленник зашевелился, замычал, начал что-то говорить, но Прокофьев шлёпнул его ладонью по лбу и тот замолк.
— Успокойся. Здесь тебя точно искать не будут. Поэтому, если хочешь белый свет увидеть, рекомендую активное сотрудничество. Давай! Закидывай ноги.
Он натянул на голову пленника холщовый мешок, а потом мы подхватили его под руки и выдернули из багажника.
— Ну, вот, — удовлетворённо заметил Леонид, — Пойдём потихоньку. Давай-давай, двигай ходулями.
Пленник не сопротивлялся. Мы спустились по лестнице и оказались в небольшом тёмном помещении с дверью. За этой дверью находилась маленькая глухая коморка, где мы и допросили его на скорую руку.
— Сиди здесь и никуда не уходи, — усмехнулся Прокофьев и развязал ему руки. — Не всё ты нам рассказал, а зря. Тюрьма эта на подряде. Знать о ней никто не знает, так что никто тебя не найдёт. Поэтому вспоминай, что утаил. Если хочешь вернуться в мир живых.
Наверху нас ждал Львов. Он молча кивнул, и повесил здоровенный замок на дверь, ведущую в подвал. После этого мы перешли в дом и спустились в штабной бункер.
— Давайте, — кивнул он, наливая всем чай. — Рассказывайте. Я с мятой заварил, чтоб вы успокоились немного.
Я рассказал всё, начиная со встречи с Весёлкиным в Питере, и до всех этих погонь и допросов. Подробно остановился на его идеях и планах по поводу МВД и прочих делах.
— Хорошо, — вздохнул Львов. — Это мы ещё обсудим. И подумаем, стоит ли вступать в игру.
— Я думаю, стоит попробовать сыграть на взаимных противоречиях Весёлкина и Сёмушкина, — высказал я мысль. — Вернее, не их конкретно, а ведомств.
— Может и сыграем, — кивнул Львов. — У нас тут столько заговоров, какой хочешь разматывай. Ладно. Сотрудник, которого вы арестовали и подвергли партийному порицанию, давайте подробнее о нём. Думаете, он действительно из КГБ? Машина, кстати, на которой он катался, числится в угоне. Зарегистрирована на ветерана войны, уважаемого человека. Стрельба опять же. Буржуйские методы. Не кагэбэшники, а джеймсы бонды какие-то.
— Ну, так-то да… — нахмурился я. — Удостоверения нет, зато есть оружие, боеприпасы. Нельзя ли нам Элеонору вызвать, чтобы она хорошенько покопалась в его голове?
— Нежелательно, конечно, но, может, так и поступим. Не сейчас, попозже. Посмотрим, как будут развиваться события. Как зовут его, кстати?
— Ивашко Владимир Петрович. Если не врёт.
— И почему вдруг «контора» решила тебя нейтрализовать, он не знает, правильно? — внимательно посмотрел на меня Львов.
— Не знает, — подтвердил я. — Он просто выполнял с коллегой задачу. Они предположили, что я иностранный резидент, подлежащий устранению.