Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
В нашей школе действительно было полно бандитской молодёжи. Многие у нас принимали наркотики. Многие их продавали.
В нашей школе действительно творились мутные вещи.
Так, история с орудием была далеко не полностью вымышлена.
Не помню, писал я раньше или нет, но у школы на Барклая был огромный подвал. Он уходил в глубину на три этажа. Там располагались приготовленные во время Холодной войны бомбоубежища.
Бомбоубежища были большие, просторные. Их длинные ходы извивались причудливым лабиринтом. Огромные залы были завалены противогазами, аптечками и всяким другим добром. В числе прочего
В начале восьмидесятых в наш школьный подвал было запрятано изрядное количество винтовок, пистолетов, автоматов Калашникова, ручных гранат и прочей подобной дребедени.
В девяностые годы Большая часть этого добра была нещадно разграблена. Что-то вынесли защитники Белого дома в 1993-м (им тогда предоставил орудие Анатолий Михайлович), что-то в лихие девяностые утащили наши школьные анархисты.
Я сам не раз и не два спускался в таинственные школьные подземелья и помню, что видел там. Во многих задах вдоль стен стояли огромные железные сейфы, выкрашенные глянцевой коричневой краской. Сейфы предназначались для оружия: внутри них находились лафеты для винтовок и автоматов. Замков в сейфов не было. Их просто вырвали со всеми внутренностями. Так эти тяжеленные сейфы и стояли пустые и угрюмые в этом мрачном подземелье.
Однако же не всё добро наши политики и школяры успели разграбить. Не знаю, каким образом, но Марина Юрьевна умудрилась припрятать в одном из потайных помещений того подземелья пятьдесят винтовок.
Изначально, конечно, в бункере их было четыреста. За сорок лет их число упало в восемь раз. Осталось всего пятьдесят, но и на том спасибо. Хоть что-то в конце концов сохранили.
Да, забыл вам сказать: в том подземелье были настоящие потайные комнаты. Всё как в голливудских фильмах.
Про потайные комнаты не должен был знать никто.
Даже директор школы. Информация о них составляла государственную тайну и была секретна (но не совершенно секретна). По закону доступ к ней имели только офицеры Федеральной службы. И то далеко не все.
Но так было по закону. А в реальной жизни всё обстояло иначе.
Конечно, за многие годы школяры неплохо изучили эти катакомбы. Большая часть секретных комнат давно была ими обнаружена и приспособлена для каких-то своих нужд.
Да и вообще подземелья под школой были очень даже обитаемые.
Молодёжь у нас любила проводить там время. В бункерах курили гашиш, пьянствовали и совокуплялись.
Особенно эти места любили наши местные сатанисты и анархисты. В нашей это как правило были одни и те же люди
Они собирались в катакомбах по ночам, устраивали там чёрные мессы, приносили в жертву дьяволу собак и кошек (поговаривали, что и маленьких детей), устраивали оргии, нажирались абсентом и ромом до невменяемого состояния, употребляли наркотики и вообще вели себя плохо.
Я не раз и не два спускался в катакомбы. Один я туда не ходил (мало ли что). Всегда либо с учителями, либо с товарищами. Так вот, знаете, я вам скажу: были времена, когда в каждом третьем зале там стояла деревянная или даже каменная статуя Люцифера. В подземельях воняло гнилым мясом, а стены были изрисованы пентаграммами и анархистскими знаками.
Как ни странно, в нашей школе почти всё анархисты были одновременно с этим ещё и сатанистами.
Бывали, конечно, интересные исключения:
Вообще кредо наших школ них анархистов прекрасно выразил однажды пан Заболоцкий в одной своей речи. Он произнёс её на уроке обществознания, когда объяснял классу сущность анархического учения.
Илья в тот раз сказал так: «Мы отрицаем государство, семью и мораль. В религии мы придерживаемся теистического сатанизма, в экономике – мютюэлизма.
Помимо этого мы призываем проводить политику жёсткого трайбализма!».
Однако же где-то в подвале ещё хранилось пятьдесят винтовок. Марина Юрьевна надеялась их кому-нибудь продать и выручить с этого немного бабла.
Сделать этого ей так и не удалось.
Ко всему прочему я успел рассказать сотрудникам ФСБ, что мы сотрудничали как минимум с пятью иностранными разведками: кубинской, ватиканской, французской, британской и немецкой. Притом кубинская разведка давно работает в России, финансирует здесь различные коммунистические и просто левые организации и в ближайшие годы планирует организовать у нас социалистическую революцию. А разведка Ватикана и вовсе собирается погубить православие и перекрестить Россию в католичество!
Я рассказал, что от кубинской разведки мы получали финансирование в виде золотых слитков, оружие, необходимое для совершения диверсификацией занятия террором.
Да, французы, британцы и немцы – так, просто рядом постояли.
Естественно, фээсбэшников такое самую малость напрягло.
Едва я вышел в школу после каникул, – как меня тут же вызвали к директору. В первый же день.
Директриса наорала на меня и сказала, что меня посадят. Ещё она предупредила меня, чтоб я ждал ареста: по её словам за мной должны были прийти в самое ближайшее время. Возможно, даже в тот же день.
Однако меня не арестовали. Ни в тот же день, ни через неделю.
Обыски и допросы в школе активно продолжались. Целыми днями фээсбэшники сидели в кабинете психологов и по очереди вызывали себе учителей и учеников. Допросы практически не прекращались.
Первый допрос начинался в восемь утра. Последний заканчивался где-то в девять или десять вечера. За день обычно успевали допросить от двух до шести человек.
За прошедший месяц фээсбэшники неоднократно допросили всех моих учителей, всех более-менее близких моих школьных знакомых, всю школьную администрацию, начиная с директора, и ещё целую кучу разных случайных и не очень людей.
Почти каждый день у кого-то из знакомых проходили обыски.
Так прошёл месяц.
А потом меня арестовали.
Глава тридцатая. Уголовное дело.
Утро седьмого декабря 2018 года я запомню, пожалуй, на всю жизнь.
К тому времени с момента первого моего допроса прошёл месяц и одна неделя. Я почти перестал беспокоиться и стал думать, что всё каким-то чудесным образом обойдётся.
И тут в мою дверь постучались.
Это случилось прямо на уроке английского языка.