Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
Злоб испугался и всё подписал. Васильев стал Лягушкиным.
Фамилия быстро прижилась. Очень скоро все забыли изначальную фамилию Миши и стали называть его исключительно Лягушкиным.
Друзьям и собутыльникам, однако, фамилия казалась слишком длинной, а потому они трансформировали её в звучное прозвище – Лягуха.
Миша Лягуха. Отличное прозвище!
Со временем Лягушкин изменился. Он перестал быть таким тупым. Поумнел. Стал умным.
Тоня довольно быстро простила его. В мае 2014-го он был назначен помощником на господскую кухню. Со временем он сделал там головокружительную карьеру.
Поначалу
Каждое утро где-то часа в четыре утра он приходил домой к Тоне Боженко и получал там от мажордома список необходимых покупок. Деньги на приобретение товаров ему давали далеко не всегда. Чаще приходилось платить из своего кошелька.
Затем Лягушкин уезжал. Сначала он уезжал за город и покупал там с утра пораньше на фермерских рынках всё необходимое. Затем он ехал обратно в город и навещал магазины. Ко второй половине дня он возвращался с огромными сумками. Сумки до отказа были набиты деликатесами.
Из-за особенностей работы Лягушкин часто пропускал школу. На учёбу он со временем совсем забил. Учился через пень-колоду.
Карьера его, однако, поползла в гору. Не сразу, конечно, со временем.
Помню, один раз я встретил его в метро на станции Кунцевская. Он тащил на себе четыре тяжеленные сумки. Этот парень с трудом ковылял по платформе. Вдруг одна из сумок лопнула и оттуда вывалился целый неощипанный гусь. Точнее, туша гуся.
Лягушкин в это время как раз садился в поезд. Он уже зашёл в вагон, когда туша вывалилась из его сумки и попала прямо в узкий проём между платформой и поездом.
Миша громко ругнулся матом и тут же полез её доставать. Его прижало дверями. Тогда он выскочил из поезда вместе с остальными сумками, поставил из на платформу и полез в щель прямо так. Поезд поехал, Лягушкина чуть не раздавило. Подбежали смотрители. Он получил жёсткий выговор и четырёхчасовой разговор в полицейском участке. Но гуся Миша спас.
В тот вечер этого гусака подали на торжественном ужине в доме у Боженко.
Со временем Лягуха дослужился до звания личного тониного шеф-повара. В мае 2018-го он был удостоен второй категории.
Надолго он там на задержался. В феврале 2019-го его произвели в рабы первой категории.
Лягушкин радовался, но это была для него пиррова победа. Не прошло и месяца, как в школе начались аресты. Полицейские искали тониных сподвижников. Юлька, Света и все причастные быстро покинули страну.
Лягушкин покинуть страну не успел.
Это случилось солнечным апрельским утром. Снег да окном к тому времени уже почти растаял. Лишь кое-где в тенистых углах двора да под деревьями лежали почерневшие горки тающего на глазах снега. Кругом было грязно, и Земля была такая жирная и чёрная, точно не Земля это была, а гуталин или гудрон. Светило солнце, пели птицы, а на веточках хилых деревьев набухали почки.
Лягушкин судорожно бегал по своей квартире, вытряхивал из шкафов вещи и срочно забивал ими огромные чемоданы и не менее большие дорожные сумки. Чемонадонов и сумок было много. Следователи утверждали, что всего их было четырнадцать.
Загранпаспорта были подготовлены, билеты на самолёт куплены. Внизу уже ожидало такси.
Миша укладывал последние вещи в последний чемодан. Для того, чтобы тот закрылся, он решил сесть на него.
В этот момент в дверь
«Откройте, полиция!» – закричал тоненьким противным голосом молодой смазливый опер.
Лягушкин не открыл. В следующую минуту ОМОН вышиб двери в квартиру семьи Лягушкиных.
Мину арестовали прямо на чемодане. На его собственном чемодане.
Когда полицаи ворвались, – парень сидел на сложенных вещах и плакал. У него была истерика. В тот день опера и следователи так ничего и не добились от него.
Лягушкина отвезли в СИЗО. Месяц он просидел в «Бутырке». Потом его перевели в «Лефортово».
Его долго и упорно пытали, добиваясь информации об особенностях тониного бизнеса и о его собственной роли в нём. Парень молчал. Он до последнего так и не выдал своих товарищей.
В феврале 2020 года поступила информация о том, что Лягушкин повесился в своей камере.
Вот такая история. Русская очень. Даже слишком русская.
Итак, вернёмся к делу.
Потянулись долгие месяцы томительного ожидания.
Потом был суд.
***
Весна прошла. Наступило лето.
Помню, как в июне месяце я сидел на карантине и смотрел, как парни из школы «Интеграл» играли в баскетбол на площадке перед нашим домом.
Потом был суд.
Невысокое жёлтое здание в Басманном районе. Тихий исторический центр. Старые, наполовину развалившиеся кирпичные бараки начала двадцатого века и чуть более новые хрущёвки пятидесятых соседствовали здесь с дворянскими особняками восемнадцатого века. Мы проходили через благоухающие цветами акации, жасмина и сирени тесные дворы, садились на почерневшие от времени грубо сколоченные скамейки, а то и вовсе на старые деревянные доски. Один раз наш адвокат сел на гору измельчённого в пыль камня, поросшую полынью, лопухами и борщевиком.
Так мы с родителями и адвокатами садились и обсуждали наше уголовное дело и то, как нам действовать дальше. Что говорить на суде, о чём умолчать.
Короче, важные вопросы обсуждали.
Часто к нашим ногам приходили ласковые судейские кошки с котятами. Мы кормили их мясом и поили молочком. Они мурлыкали и тёрлись о наши ноги.
Перед заседаниями и после них мы гуляли по окрестным дворам. Это были маленькие, заваленные строительным мусором, напрочь заросшие крапивой и полынью дворики. Я смотрел на мрачные запылённые окна приземистых дворянских и купеческих особнячков девятнадцатого и даже восемнадцатого столетия, заглядывал в тёмные ниши выбитых окон, поднимался по разрушенным, заросшим сорняками ступеням из мягкого камня к сгнившим деревянным дверям, заходил внутрь. Я гулял по пустынным комнатам старых, почти совсем развалившихся домов. Вдыхал там запах сырости, плесени, гнилой древесины и мышиного помёта, слушал скрип старых половиц у себя под ногами и думал…
Да, когда я гулял по этим старым дворам, я вспоминал прошлое. Не своё, разумеется, а этих мест. И картины передо мной вставали всегда ясные, отчётливые.
Вот середина девятнадцатого века. Зимний бал в дворянском особняке. Прекрасные девушки и молодые офицеры кружатся в танце под звуки оркестра.
А вот уже начало двадцатого века. Богатые буржуа зажигают в своём доме новомодную электрическую иллюминацию. Накрытые белоснежными скатертями столы ломятся от яств. Одетые в смешные наряды дети бегут в стоящей в углу нарядной ёлке.