Теперь я Волан-де-Морт?
Шрифт:
Исследования Воскрешающего Камня зашли в тупик. Я вынужден признать, что, во-первых, не понимаю, как он сделан, а во-вторых, эта вещь не приспособлена для создания боевой нежити. Вероятно, как-то с его помощью можно поднять нежить, но это как волшебной палочкой в глаз тыкать. А вот то, что он может заставить какие-то «отражения мёртвых» явиться и сделать что-то, — факт, хотя я до сих пор не разобрался с интерфейсом управления. Я не понял, то ли он действительно вызывает души мертвых, то ли это связь с мифическим «информационным полем Земли». Сейчас это не критично, сейчас мне хватит того, что есть: Воскрешающего Камня, знаний Тома Реддла в Тёмной
Я не склонен к саморефлексии, но сейчас я пребывал в глубокой задумчивости. Цель довольно амбициозна, а путь к ней нестандартен.
Моя маггловская часть бунтовала. Ну как купание в крови дракона мне поможет? Броня из металлического водорода и поражение врага трансфигурированной (только я не знаю как) антиматерией казалось намного меньшим бредом чем то, что я планирую сделать.
Допустим, есть проблема: ограниченность восприятия спектра — невидимость для человека инфракрасного, ультрафиолетового, рентгеновского излучений и многого другого. Как работают магглы? Магглы с помощью созданных приборов успешно исследуют этот невидимый мир, делают его фотографии, которые можно рассматривать обычным человеческим глазом, но эти фотографии передает не сам невидимый мир, а отношения между его компонентами. То есть по этой логике мне нужно сделать некий прибор.
Так магглы с помощью приборов и машин преодолевают свою биологическую ограниченность, становясь зависимыми уже от своей техники. Нужен ли мне этот путь?
Аналогия магии и науки не совсем верная. Допустим, Ньютон открыл закон всемирного тяготения. Сильно захотел — и закон всемирного тяготения перестал действовать, пусть и на ограниченном пространстве и временно. И это и есть магия. Это не говоря про то, что чем сильнее и искуснее маг, тем более масштабные и трудноповторимые действия он может сделать.
Иными словами, мои инстинкты с прошлой жизни требовали действовать иначе. Придумать какой-нибудь супер-артефакт, а не менять ни в коем случае себя. В глубине души мне казалось, что я уже безумен — ведь я превзошёл Тома Реддла и по количеству трупов, и по опасности используемого оружия: он не взрывал Нурменгард, не делал столь масштабные и рискованные эксперименты — чего стоит одно превращение василиска Салазара в чужой крестраж или судьба Морфина.
Но это не так! Творить супер–артефакт — глупо. Вот есть Дары Смерти. Не спорю, это что-то невероятное. Но принесли ли они пользу своим создателям? Даже если отбросить постулат о редкости и сложности таких творений и смехотворно предположить, что я смогу их штамповать, как китайцы шариковые ручки, — мне это не нужно. Мне не нужно изобретение, которым воспользоваться может любой, которое можно украсть, секрет которого можно раскрыть! Нет, я не против поделиться — но я сам решаю чем, где, когда и с кем.
А насчет масштабности моих исследований… Да ничего подобного! У Грюма были искусственный глаз и куча протезов. Но он по-прежнему оставался Аластором Грюмом. У меня уже есть универсальное тело. Но я — по-прежнему я! Моё сознание не изменится от моих экспериментов. Хоть новая палочка, интегрированная в тело, хоть накладные ногти — это одинаковая мелочь. Единственное, не стоит лезть своими кривыми руками в собственную душу и уж точно не стоит её делить! Так что Том Реддл как раз не имел тормозов, а я точно знаю, на каком месте надо остановиться.
С этими мыслями я отдал сигнал к началу ритуала. Если бы магглы это видели — нас бы просто увезли в психушку. Нет, здесь
Ладно, все готовы, на местах и знают, что и когда им делать. Присутствует, правда, непонимание «зачем?», но из-за легкого налёта недоумения они не разбегутся.
Ритуал начался. Я стоял в центре рисунка, рядом с котлом, положив руку на прикрытый защитой Воскрещающий Камень, крепко сжимая его в кулаке. Со стороны казалось, что мой кулак погружён в непрозрачную чёрную сферу.
Рудольфус, Рабастан и Люциус заняли места в пентаграмме. Два других вакантных места там же заняли Джагсон и Руквуд.
Джагсон был хорошим Тёмным Магом. Но прежде всего боевиком и командиром. Конечно, руны используются в бою, но здесь были совсем другие руны. И он не очень понимал, что мы творим. Но если Лорд приказал, надо выполнять…
А вот Руквуд примерно представлял, что мы делаем. С его стороны это выглядело как попытка запустить космический корабль, используя мочу. Периодически он смотрел на всех вокруг, словно ожидал крика «это был розыгрыш». Смирившись с ситуацией, он выставил вокруг себя пару барьеров, которые должны были спасти его от взрыва, и продолжил колдовать над ритуалом.
Абидеми что-то плясал и махал бубном.
К трансфигурированному столбу была привязана Пандора Лавгуд — с ней ничего не случится, я просто потом посмотрю, что она увидела в астрале, боюсь, что Империус может слететь в ходе ритуала. За то, что она сорвёт ритуал, я не боялся — она под такой дозой зелий, что не то что двигаться и колдовать не может, она даже темп дыхания и сердцебиения изменить не может.
За пентаграммой из пяти магов располагались Беллатриса, Эдвард и Краучи, ждавшие своего часа. Где-то за ними работал Чарльз Нотт, показывая искусство в Магии Крови, используя Крэбба.
Маги не просто завывали. Они создавали область, насыщенную магией с центром где я и где котёл. А я пытался дотянуться через Воскрешающий Камень до жертв Освенцима. Естественно, не получалось — камнем я мог вызывать только тех, кого убил я или Том, и почему-то его мать. Но это и не требовалось.
В золотом котле варилось зелье. Зелье, в состав которого вошло много чего, включая яд Василиска из Тайной Комнаты Салазара. Сейчас оно было чёрным, как уголь.
— Плоть предателя! — сказал я, засыпая в котёл ингредиент и щедро делясь с зельем своей магией.
В зелье упало обгоревшее, слегка разложившиеся, но узнаваемое тело Питера Петтигрю.
Несмотря на то, что в котёл упало тело человека, объём зелья не изменился, да и брызг не было. Однако я почувствовал, как взбурлила магия, зелье резко изменило температуру и стало кроваво-красным.
— Плоть слуги! — приказал я.
За плоть слуги в своё время чуть не возникла драка между Барти и Беллатрисой. Но они уже нужны для другого.
Подумав, я выбрал Эдварда Лестрейнджа — он, в отличие от них, человек с головой. После тщательного сопоставления мы поняли — сгодится любая плоть, и не обязательно много, хотя от ногтей и волос толку не будет. Сейчас я наблюдал, как Эдвард срезает себе мизинец ноги и кидает его в котёл, делясь с зельем магией. Чтобы не ошибиться, он вбухал туда сразу весь свой резерв. Зелье вскипело, став оранжевым. Сложно, очень сложно было сварить зелье такого уровня, допускающее вмешательство посторонних, но ведь всех живых участников ритуала объединяет Чёрная Метка!