Тёплая птица
Шрифт:
Какой код на двери Невзорова? Андрей по собственному опыту знал, что сотрудники используют совсем простые коды. Может, и директор? Дрожащим пальцем ввел четыре ноля. Щелчка не последовало. Четыре единицы – нет. Четыре двойки – бесполезно.
В сердцах Андрей несильно ударил по двери ногой и – к его ужасу – она отворилась.
Островцев замер на пороге. Что думает мышь, видя желтеющий в мышеловке сыр?
В глубине невзоровского кабинета мерцали зеленые цифры. Едва слышно гудел кондиционер.
Твердым шагом Андрей подошел к столу
Уже в сосновом бору, когда Островцев спешил к подходящему автобусу, в голове сверкнула мысль: если бумаги лежат так открыто, то место им, скорее всего, в туалете. Ну и пусть. До чего приятно напоследок стукнуть обидчика по скуле!
Кроме задремавшей кондукторши, в автобусе не было никого.
Обнинск клубился за окном потяжелевшим туманом. Изредка навстречу проносились полупустые маршрутки.
У магазина «Продукты» стояла закрытая на замок бочка с квасом.
«Квас хранится надежней, чем документы ЯДИ», - подумал Андрей и засмеялся. Кондукторша вздрогнула, огляделась: «Ой, уже Белкинский овраг». Подошла, строго глядя на Островцева.
– Обилечиваемся, молодой человек.
Показалась башня – макушку скрывают кучевые облака. К башне приварена лестница, кажущаяся сбоку лестницей в небо.
На остановке в салон ввалилась толпа, стало шумно, пестро, запахло духами, потом; кто-то что-то рассказывал, кто-то с кем-то спорил. Андрей, с готовностью отвлекаясь от своих мыслей, стал прислушиваться к разговору двух стариков, присевших напротив.
– И вот я ему говорю, - откашлявшись, продолжил старик в серой панаме, очевидно, начатый на остановке рассказ.
– «Товарищ, говорю, жить-то, конечно, все хотят, но такой ценой жизнь себе я покупать отказываюсь». Он на слово «товарищ» прямо взбеленился – пена на губах, глаза – пятаки, орет: «Да я, тебя, падла партизанская, через мясорубку пропущу!». «Власть, - говорю, - ваша, пропускайте».
– А многие ломались, становились полицаями, - вздохнул его собеседник, человек с длинным, изможденным лицом.
– Не то слово – гестаповцам по части зверств фору давали, все старались отплатить за жизнь свою паскудную, задобрить фрицев. Знал я одного, однорукого Занько, работал на лесопилке. Пришел немец – Занько всех предал, стал убивать, насиловать, грабить…
– А вы «Сотникова» не читали? Там это самое подробно описано.
– Да где уж мне читать? – вздохнул старик в панаме и поднялся. – Ну ладно, Семен Иваныч, я пошел: Аксеново.
В электричке, рвущейся к Москве, Островцев думал про стойкого партизана. Портфель жег колена, под сердцем настойчиво копошился червь сомнения, несмотря на то, что Андрей считал сами понятия – родина, патриотизм – пережитками прошлого, атавизмом, таким же, как хвост или шесть сосков у человека.
«А старик-то остался жив», - пришло ему на ум у платформы «Победа», и это была победа над
За окном пронеслась лента реки.
Теперь Андрей размышлял о деле: сейчас не начало девяностых, когда ученые, прихватив по возможности секреты отечества, драпали в Америку. Времена кувыркнулись на триста шестьдесят градусов, и никто никому не нужен, даже тащи он на плечах атомную бомбу…
Атомная бомба не заинтересует америкосов… Но 23767t – это не атомная бомба.
«Станция Сколково. Осторожно, двери закрываются. Следующая станция Очаково».
О, черт! Контролеры.
Островцев вскочил и метнулся к тамбуру. Контролерша с разноцветной бляхой на груди преградила путь:
– Куда намылился?
– Курить.
Андрей протиснулся мимо.
– «Кур-и-ить» Знаю я… Взрослый мужик, а бегает! Ладно студенты, еще можно понять.
Андрей прошел в тамбур, оттуда - в соседний вагон. Слегка пошатываясь – вперед, подальше от контроля. Ему казалось, что люди, сидящие на лавках, смотрят на него с презрением.
Андрей не замечал, что многие поднимались и следовали вереницей за ним. Пройдя три вагона, Островцев остановился в тамбуре и, оглянувшись, обрадовался: зайцев много.
– Ну, где они? – тревожный шепот.
– Да вроде в четвертом.
– До Очакова дотянем…
– Быстро идут…
– Придется перебегать.
– Да уж…
«Очаково. Следующая – Матвеевская».
Увлекаемый толпой, Островцев выплыл из вагона и понесся по перрону к голове электрички. Рядом бежали студенты, рабочие, дачники.
Зайцам повезло – двери закрылись, когда они уже погрузились в безопасный вагон.
Андрей уселся на сиденье и вздохнул с облегчением.
Теперь до Киевского можно наслаждаться покоем.
Андрей редко бывал в Москве, и всегда она начиналась для него с Киевского вокзала, с металлической крыши-арки. Не верилось, что арка создана людьми. Нет, конечно, - ее построили великаны, легко гнущие арматуру и, как пушинки, поднимающие куски железа.
Нельзя сказать, чтоб Островцев любил этот странный город, разросшийся во все стороны. Город шума, суеты, денег, ласковых мошенников и злых пророков.
Непрерывный гул размягчает мозг, постоянная тревога за карманы портит карму… Провинциал ошалело бродит по улицам, толкая прохожих и рискуя попасть под машину.
Некоторые зайцы прыгали через турникеты, кое-кто спускался на железнодорожные пути и обходил вокзал стороной. Андрей присоединился к последним, так как прыгать в плаще неудобно.
В подземном переходе порадовался, что ему не надо соваться в переполненное метро. Купив в автомате телефонную карту, Островцев протолкался через пышущую жаром толпу и побрел в сторону площади Европы.