Тепличный цветок

Ритчи Криста

– Я должен найти своего младшего брата, - говорю я, мотая головой. Я снова набираю его. Ничего.

– Вы в состоянии шока, - говорит Джанет так медленно, чтобы я понял.
– Пожалуйста, вам нужно успокоиться.

Думаю, я довольно-таки спокоен, черт возьми, прямо сейчас. Горячие слезы наполняют мои глаза, и я игнорирую просьбы медсестер. Я набираю номер Коннора.

Он отвечает после второго гудка.

– Где ты?
– спрашивает он, а его голос пропитан страхом. Страх–

от парня, который сдержан в каждом мгновении своей чертовой жизни.

– В больнице. Где Ло?

– С ним все в порядке. Он со мной.

Я пытаюсь успокоить дыхание. Пытаюсь принять эти слова, но что-то словно подрывает меня с кресла.

– Пиздец, почему он не отвечает на звонки?

– Кто-то наступил на его телефон. Тот сломался. Мы идем к тебе. Дэйзи с тобой в больнице?

– Ага, - мой голос надламывается на этом коротком слове, и я сжимаю переносицу, борясь с порывом отчаяния и слез. Я, охуеть как, редко плачу. Могу сосчитать на пальцах одной руки все разы, когда из моих глаз пролилась хоть одна ебаная слеза.

Следует длительная пауза, прежде чем Коннор спрашивает:

– Она жива?

Этот вопрос будто бьет меня под колени, вынуждая упасть на пол. Я тяжело дышу, никакое обучение не дало мне подготовки к этой агонии. Мотая головой, я произношу:

– Я не... я не знаю.

Три мили я мог нести девушку, у которой уже не было пульса. Я не проверял.

Я просто бежал.

ГЛАВА 26

РИК МЭДОУЗ

Мы здесь пять часов. Четыре из которых Коннор проспорил с докторами, пытаясь убедить их показать нам Дэйзи; но все это время приемные часы были возможны лишь для "членов семьи", так что мы все еще ожидаем до утра, когда больных могут посещать друзья. Они не говорят, умер ли ее мозг. Но мы знаем, что она в палате и дышит.

Единственный раз, когда Коннор Кобальт не может с кем-то договориться. И я правда чертовски хотел бы, чтобы этот раз в его жизни случился не сегодня. Когда я попытался поговорить с доктором, то начал орать, и они вызвали охрану, так что я усадил свою задницу в бордовое кожаное кресло в устланной ковром комнате ожидания. Наблюдая за тем, как едва ли двигается стрелка часов. Телевизор настроен на новостной канал, проигрывая запись с места беспорядков, которые продолжают разрушать Париж и местные магазины.

Я едва ли могу на это смотреть без чувства тошноты.

Мой брат занял соседнее от меня место, а вокруг его правого глаза багровеет синяк. С того момента, как они пришли, Ло говорил довольно мало, но у него такой же испуганный вид, как и у меня. Джанет дала мне чистую белую футболку, так что по крайней мере Ло не увидел на мне крови.

Сейчас я перешел на новую ступень горя, мое тело онемело, а мозг начал отключаться. И я частично знаю, что это гребаный эффект седативных средств. За что мне тоже стоит поблагодарить Джанет.

Мой телефон гудит в седьмой раз. Я читаю имя звонящего:

ПАПА. Я собирался сменить его имя в записи на Джонатан несколько раз, но он все еще мой отец. Не важно, как сильно я бы хотел, чтобы это было иначе.

Он не написал ни одного сообщения, так что думаю, своими постоянными звонками он рассчитывает вынудить меня ответить. Это работает. Я так эмоционально истощен, что не могу отклонить его звонок и в этот раз. Прикладывая свой телефон к уху, я говорю:

– Чего ты хочешь?

Он облегченно вздыхает.

– Тебе почти удалось довести меня до чертового сердечного приступа, Рик, - он бормочет несколько ругательств себе под нос, прежде чем спросить.
– С Ло все в порядке? Его телефон отключен каждый раз, как я звоню.

– Он в норме, - я снова смотрю на брата, его грудь опадает, пока тот пребывает в нелегком сне, обеспеченном ему принятым алкоголем.

Возможно, это худшая ночь в моей жизни. Я подвел двух самых важных для меня людей.

– В новостях есть ваши фото возле места, где начались беспорядки. Я подумал, что возможно, вас могли втянуть в эту шумиху, - я слышу звон стекла, словно отец наливает себе выпить.

– Мне нужно идти, - говорю я.

– Подожди ты, черт возьми, секунду, - говорит он.
– Я хочу знать, как ты.

Как я? Мое тело онемело, но эмоции так сильно рвутся на поверхность, чтобы излиться наружу. Я мог бы кричать, пока голос не сел бы напрочь. Мог бы бежать, пока мои ноги не подогнулись бы подо мной. Мог бы бить кулаками в стену, пока истощение не навалилось бы на меня. Об этом спрашивает меня мой чертов отец? Сглатывая образовавшийся в горле ком, говорю:

– Ты - последний человек, с которым мне бы хотелось говорить прямо сейчас.

– Нам нужно поговорить, Рик.

– Зачем? Ты собираешься снова обвинить меня за то, что я забрал у тебя Ло?
– когда Ло впервые отправился на реабилитацию, наш отец обвинял меня в том, что будто бы я промыл ему мозги. Будто реабилитация была чертовски плохим вариантом. Словно Ло вообще не страдал от алкогольной зависимости.

– Это было давным-давно, - говорит он мне. Следует длинная пауза, и сперва я думаю, что он делает глоток своего напитка. Но папа откашливается, словно ему сложно вымолвить хоть слово.

– Послушай, моя...
– я зажмуриваю глаза. Я почти сказал моя девушка. Глубоко вздыхая продолжаю.
– Кое-кто, о ком я, пиздец как, волнуюсь, находится не в лучшем состоянии, так что у меня нет времени на повторное обсуждение прошлого с тобой.

– Ладно, - говорит он, сдаваясь гораздо проще, чем я того от него ожидал.
– Будь осторожен, Рик. И если вдруг мне так и не представится возможность поговорить с тобой до твоего восхождения на ту дурацкую гору, я просто хочу сказать...
– он снова прочищает горло.
– Я люблю тебя, и если ты мне не веришь, тогда проверь имя на своих правах. Береги себя, - и он кладет трубку.