Тепличный цветок
Шрифт:
Он говорит Ло, что любит его все время. Папа считает, что все совершенные им ублюдочные поступки - не касаются данной чертовой любви. Я не удивлен тем, что он сказал мне "Я тебя люблю" или тем, что упомянул мое первое имя, его имя, в роли доказательства своих чувств. Часть меня хочет принять эту отцовскую любовь. Но другая часть видит в его словах скрытую цель - заставить меня говорить с прессой. Если мы станем друзьями, возможно, мне удастся обелить его.
Все это извращенная игра, в которую я никогда не хотел играть.
После пары минут мне
Из-за угла комнаты ожидания появляется Коннор, у него в руках два бумажных стаканчика с кофе. Сегодня ему удалось уклониться от большей части направленных в него кулаков или беспорядочной толкотни в уличной потасовке. У него нет синяков, просто маленький порез на лбу. Он протягивает мне чашку, и я киваю в знак благодарности. Выражение его лица по-прежнему мрачное, как обычно, нечитаемое.
– Когда девочки прибывают в Париж?
– спрашиваю я у него, делая глоток. Какое-то время Ло разговаривал с Лили, но не рассказал мне о чем. Я знаю, Коннор беседовал с Роуз около часа назад.
– Они не летят сюда, - кратко сообщает Коннор.
Я хмурюсь, думая, что неправильно его расслышал.
– Что?
– Они не прилетят в Париж, - он делает ударение на каждом слоге.
– Их сестра в больнице, - говорю я.
– Я ни черта не понимаю. Если бы это была Лили, Роуз прилетела бы сюда в течение одного чертового сердечного удара, - я слишком сильно сжимаю стаканчик с кофе, так, что он ломается, проливая жидкость на мои джинсы и вызывая жжение.
– Блядь, - матерюсь я, вставая и быстро допивая остатки кофе, а затем выбрасываю стакан в мусор.
Коннор становится возле меня рядом с корзиной для мусора.
– Я зол так же сильно, как и ты.
Я смотрю на него. Его мышцы расслаблены, несмотря на грусть во взгляде. Для Коннора не типична демонстрация стольких эмоций, но я очень сомневаюсь, что он и правда чувствует тоже, что и я.
– Не думаю, Кобальт. Твои чувства даже и близко не стоят с моими.
– Моя жена расстроена, и она слишком горда и упряма, чтобы рассказать мне почему. Роуз - тот тип женщины, который лучше умрет с секретом, который боится раскрыть, чем проявит хоть немного слабости. Так что моя голова чуток идет кругом.
– Тогда езжай домой, - говорю я ему.
– Никто не держит тебя здесь.
– Ло только что пил алкоголь, - категорично заявляет Коннор.
– Дэйзи в больнице. Ты запутался. Я не оставлю вас троих.
– Я ни хрена не запутался.
Он указывает на коридор.
– Я видел, как два парня, которые, вероятно, весят по двести пятьдесят фунтов повалили тебя на пол. А ты плюнул одному из них в лицо.
Я бросаю на него сердитый взгляд.
– Он пытался ударить меня, - это было чертовски низким поступком.
– Не важно. Оставайся, если это то, чего ты хочешь. Уезжай, если нужно. Если понадобится, я позвоню позже Лили и спрошу, почему она еще не здесь...
– Ло уже пытался, - говорит Коннор.
– Лили и Роуз сказали, что они вылетят не раньше завтрашнего дня.
Я раскидываю в стороны руки.
– Тогда
Коннор качает головой.
– Я уже знаю, как будут обстоять дела. Если Дэйзи проснется и будет в своем уме в ту минуту, когда они будут говорить с ней по телефону, а они позвонят, поверь мне, то Дэйз уговорит сестер остаться дома. Она не захочет испортить им день или неделю, даже по такой серьезной причине, как эта.
Он прав. Если бы Дэйзи нравилось обременять людей своей болью, она бы рассказала сестрам о своей бессоннице, о своих ужасных чертовых друзьях со школы. О том, что случилось в те десять месяцев, что она жила с родителями, пока я был у себя в квартире. Она не думает, что ее проблемы столь же важны как зависимость Лили. Но они важны столь же сильно.
Я смотрю в пол, а мои глаза вновь пылают. У меня перед глазами просто всплывает эта картинка - Дэйзи просыпается в странном месте, в чужой стране, без единого знакомого лица в комнате. Это, охуеть как, ужасно, и я хочу уберечь ее от этого.
– Кто-то звонил ее маме?
– Нет, - шепчет он.
– Саманта ничего не знает, и Роуз хочет позволить Дэйзи самой решить, расскажут они маме сейчас или позже. В особенности учитывая то, что Дэйзи не сможет участвовать в оставшихся показах Недели Моды, и все мы знает, что Саманта воспримет это не лучшим образом.
– Однако, ее мама любит ее, - говорю я.
– Она бы волновалась. Мы должны по крайней мере ей позвонить.
– Рик, - выдыхает он.
– Она даст тебе пинок под зад, выкинув из больницы. Я заглядывал в интернет, и кто-то уже выложил фото твоей драки с Ианом из бара. Не знаю как, но Саманта обвинит тебя в состоянии Дэйзи, а затем устроит сцену и еще сильнее расстроит ее. Ситуация очень деликатная. Так что нам нужно сперва спросить об этом у самой Дэйзи.
Я киваю. Я просто надеюсь, что разум Дэйзи будет достаточно функционален, чтобы ответить вообще что-либо. Что если она не сможет говорить? Что если она нахрен ослепнет? Мы ничего не знаем.
Какое-то время Коннор внимательно наблюдает за моей реакцией и добавляет:
– И журнал "Разгром Знаменитостей" опубликовал фото Дэйзи, переброшенной через твое плечо, - он делает паузу и прищуривает свои насыщенно-голубые глаза.
– Кстати, на фото твоя рука на ее заднице. Тебе следует больше волноваться о том, что ее отец подумает, если ты захочешь завести с ней настоящие отношения, а если нет, тогда я говорю тебе сейчас, как твой свояк, отвали от нее.
Это новая сторона Коннора. Покровительство Дэйзи. Я ценю это сильнее, чем показываю.
– Откуда ты знаешь, чего я хочу?
– Я и правда очень хорошо могу читать людей. Я почти на сто процентов уверен, что ты ее целовал, когда мы только прилетели в Париж. Ее губы были красными. Она немного зарделась. Вы оба были румяными.
Я открываю рот, но он перебивает меня.
– Ло не заметил этого. Он не смог бы. Не думаю, что многие видят то, что замечаю я.
– Зачем ты каждый раз, когда доказываешь ту или иную точку зрения, делаешь себе чертовы комплименты?