Тепло камня
Шрифт:
Сложнейший курс обучения Рэй преодолел удивительно легко. И получил возможность убедиться, что Командир не обманул, когда живописал тяготы, опасности и боль — боль физическую и ещё более страшную — душевную, которые придётся испытать. Физические раны заживали быстро, а вот как залечить другие — те, что не видно?
Как забыть лица и голоса, грубоватые шутки и незатейливые мечты товарищей, погибших на твоих глазах? Как забыть всю ту кровь, боль, страдания, смерть и грязь, через которые пришлось пройти? И убивать пришлось, и винить себя, если не успел, не смог помочь,
Однажды, примерно через год после их первой встречи, Рэй попытался всё-таки добиться правды о том, где его нашли и что там произошло. Он произнёс краткую, но прочувствованную речь, главная мысль которой заключалась в том, что это имеет к нему самое непосредственное отношение, и он, мол, имеет полное право знать всё.
Но на Командира это особого впечатления не произвело, и он, в свою очередь, высказался в том смысле, что, когда он нашёл Рэя, у того было единственное “полное право” — умереть на месте. А затем присовокупил, что эту тему считает закрытой и возвращаться к ней впредь настоятельно не рекомендует.
Через пару минут он с тяжёлым вздохом положил руку Рэю на плечо.
— Поверь мне, сынок, забыть о том, что там случилось — это лучшее, что ты мог сделать. Ничего не исправить и не вернуть. Иди вперёд и постарайся не думать о том, что осталось позади. Послушай старика, у меня опыта побольше твоего: вернувшись на старое пепелище, ты не найдёшь ничего хорошего, а большие неприятности нажить можешь, — Командир снова вздохнул, резко повернулся и вышел.
Больше они к этому разговору не возвращались.
========== Глава 2. Птица и камень ==========
В плен Рэй попал, можно сказать, случайно. Навры снижались над какой-нибудь не имеющей серьёзной защиты планетой и, выбрав подходящее место, накрывали его парализующим полем, а потом просто собирали “урожай” и быстро скрывались в неизвестном направлении — пока никто опомниться не успел.
Поле было мощным, и у тех, кто послабее, не выдерживало сердце, так что отбор сильных рабов производился сразу же. Не прошедшие отбора оставались лежать на земле немыми свидетелями бессмысленной, ничем не оправданной жестокости.
“Ну вот, ты и докатился до самого дна, — подумал Рэй. — Раб у навров — дальше уже падать некуда. Надеюсь, что некуда”.
Он поднял голову и посмотрел на небо, окрасившееся яркими красками заката. Что-то в этом вечернем небе было необычное — сразу и не поймёшь — что.
Птица! Вот оно — необычное. Птицы избегали лагеря, а если и пролетали над ним, то на большой высоте и очень редко. Наверное, они чувствовали, что навры ненавидят всё живое, особенно если это живое — свободно.
Но эта птица, похоже, ничего такого не чувствовала. Она медленно кружила над карьером, постепенно снижаясь, как будто что-то искала. Рэй работал сегодня почти на самом краю — там, где глубина котлована была пока небольшой. Именно это место и оказалось центром притяжения для неожиданной гостьи.
Мужчина просто не верил своим глазам — птица снижалась, радиус описываемых ею кругов становился всё меньше и, наконец, она села! Прямо на развороченную породу,
Она находилась так близко, что были видны отдельные перья в склонённом набок хохолке и светлое обрамление вокруг тёмных глаз. Птица была довольно большой и очень красивой. На покрытом густым мягким пухом брюшке — все оттенки голубого и синего, перетекающие один в другой; спина, крылья и хвост отливают глубокой зеленью, оттенённой белоснежными перьями; на голове — хохолок из пушистых синих перьев, каждое из которых украшено ближе к концу белым круглым “глазком”.
Она даже не смотрела на машину и выглядела так, словно очень внимательно к чему-то прислушивалась, к чему-то, доступному только ей… Склонила набок голову, подняла вверх хохолок и — замерла. Выражение того глаза, который был виден Рэю, казалось удивлённым и задумчивым одновременно. Через несколько мгновений хохолок медленно опустился, а большой глаз частично прикрылся веками.
Рэй мог бы поручиться, что это прекрасное создание просто блаженствовало.
“Улетай, глупая, — подумал он, — улетай отсюда скорее! Ты что, спать, что ли, здесь собралась?! Нашла место. Ведь они же убьют тебя”.
Это чудо, что до сих пор не убили. Может, охранник отвлёкся, а автоматика на вторжение птиц не реагирует. Но в любой момент навр может её заметить — яркое цветное пятно на тёмном грязном фоне, и сверкнёт смертоносный луч…
“Пора бы уже перестать быть таким чувствительным, — Рэй невесело усмехнулся. — Что тебе до какой-то птицы, когда твоя собственная жизнь темна и безнадёжна. Нашёл, из-за чего переживать…” Но это были только слова и, что бы он себе ни говорил, мысль о том, что это живое чудо в любой момент может превратиться в обугленный комок перьев, была просто невыносима.
С тех пор, как она села, прошла, наверное, пара минут, но птица не собиралась улетать. Она устроилась прочно — так, что можно было подумать — наседка сидит на яйцах и в сладкой полудрёме мечтает о том, какие славные пушистенькие птенчики у неё, того и гляди, вылупятся.
Первое потрясение у Рэя прошло, и он, ругая себя за то, что не сообразил раньше, решил вспугнуть безрассудную гостью. Делая вид, что старательно сгребает породу, он заставил ковш пройти совсем близко от птицы — у неё даже перья шевельнулись. Но и после этого она не вспорхнула испуганно, явно не желая улетать.
Однако Рэй всё-таки добился своего: она поняла, что улетать придётся. Медленно приподняла и расправила крылья, свела их вместе за спиной, демонстрируя нежнейший пух и словно не зная, как бы ещё потянуть время, а затем всё же взлетела — почти вертикально вверх, спружинив на сильных ногах. Птица описала в воздухе прощальный круг и неторопливо удалилась в сторону леса.
Когда она исчезла вдали, Рэй наконец-то вздохнул с облегчением и даже улыбнулся — впервые за очень долгое время. Теперь можно было вспоминать о неожиданном посещении с удовольствием — хоть что-то приятное и красивое в этом мрачном месте, которого избегают даже птицы. И правильно делают.