Тепло камня
Шрифт:
Они помогут. Перед подношениями устоять легко, а перед искренней и бескорыстной любовью — невозможно.
========== Глава 28. Беспокойство Рэя и тревоги Хранящей Покой ==========
Жизнь Светлой Опушки входила в спокойное русло. Все шуа с удивительной быстротой и лёгкостью привыкли к присутствию человека. Он продолжал интересовать Народ, но их добродушное любопытство почему-то совсем его не тяготило. Было приятно чувствовать себя частью их жизни, включиться в её спокойное, светлое течение.
Прошло всего несколько дней, но иногда Рэю казалось, что он всегда жил
Теперь, когда они больше не боялись нарушить утренний сон человека, он получил представление о том, что такое утро в Светлой Опушке. Конечно, это не та тишина, которая встретила его первое пробуждение на Шуали.
Сонные, иногда ворчливые голоса взрослых шуа, звонкие — детей и подростков; кто-то перекликается с одного конца посёлка на другой, пытаясь выяснить, что же они там, в конце концов, хотят получить на завтрак; на дальней стороне никак не могут определиться спросонок, а когда это, наконец, происходит, то с этой стороны им не без злорадства отвечают, что уже достали из кладовки что-то другое и, сопровождая свои действия непрерывным ворчанием, снова лезут в кладовку — менять на то, что попросили. Когда кладовка закрыта, с той стороны сообщают, что это даже лучше, что они достали то — другое, и менять его не надо…
А в это время на ручье малыши, хоть их и немного, поднимают такой визг, писк и плеск, что кажется — они разносятся по всему лесу.
Оказывается, утро — самое шумное время в жизни шуа. И Рэй встречал его улыбкой, какое-то время слушал многоголосую перекличку и возню просыпающегося посёлка, от которой улыбка нередко переходила в смех, потом выходил из зеленоватого сумрака домика под утренние лучи или мягкий обволакивающий свет пасмурного дня, и шуа, с ворчанием закрывавший соседнюю кладовку, улыбался (или улыбалась) ему.
Кажется, они не умели ни злиться, ни раздражаться всерьёз. По крайней мере, Рэй не мог себе этого представить. А вот представить себе грустного шуа, погружённого в какие-то безрадостные или тревожные мысли, к сожалению, было нетрудно.
Риш находился рядом с ним почти постоянно и, спустя несколько дней после первого знакомства, Рэй заметил, что его юный друг застыл неожиданно в печальном оцепенении. Ему казалось, что человек, занятый своим делом, не обратит на это внимания. Через несколько минут Риш тряхнул головой и стал прежним — деятельным, весёлым, словно и не было ничего. “Хорошо, если мне это только показалось”, — подумал Рэй.
Но нет — не показалось, и не было случайностью. Такие минуты — тревоги, пугающей и непонятно чем вызванной, — повторялись и даже, кажется,
Впрочем, это последнее наблюдение относилось только к взрослым, во взглядах которых Рэй теперь отчётливо видел оттенок грусти и тревоги, слабый, едва различимый за бесконечным жизнелюбием, но всё же заметный, когда узнаешь их поближе.
Но куда больше его беспокоили напряжённо-тревожные взгляды Тиши, которые бросала она на сына, когда он отворачивался и не мог этого видеть. В такие моменты Рэю всегда вспоминалось, как смотрели на его товарищей-наёмников матери, жёны и подруги, провожая их на очередное задание.
Они улыбались, старались выглядеть уверенно и спокойно, но стоило близкому человеку отвернуться, и глаза становились тревожно-больными от невысказанного страшного вопроса и напряжёнными от желания вобрать, впитать и удержать дорогой образ.
Хоть и в меньшей степени, но именно такое или подобное выражение мерещилось Рэю в чёрных глазах Хранящей. А это уже настораживало. Незаметно для себя Рэй привязался к Ришу, чего, впрочем, и следовало ожидать, и теперь не мог не беспокоиться за него, хотя толку в этом не было никакого.
Как бы к нему ни относились, всё равно он остаётся чужеземцем, который ничего не может изменить в их жизни и обычаях. Даже спросить о том, что его волнует, он пока не решался, предполагая, что его расспросы могут лишь заставить их замкнуться и стать осторожнее в его присутствии. Пока, судя по всему, шуа несколько недооценивали наблюдательность человека, и он предпочитал, чтобы так было и впредь.
В целом же жизнь в Светлой Опушке, вполне соответствуя названию посёлка, была светлой и радостной. Моменты грусти и тревоги, заметные на этом фоне, в обществе людей, например, не привлекли бы внимания самого дотошного наблюдателя. Вполне понимая это, Рэй решил не придавать большого значения непонятным ему перепадам настроения. Скорее всего, ничего особенно страшного за этим не стоит.
Прошёл примерно месяц. Из одного из соседних поселений, жители которого большей частью занимались заготовкой древесины, прибежал подросток и передал просьбу: так как сразу несколько гиртовых деревьев достигли изменения, они не успевали справиться с ними и просили, чтобы Светлая Опушка взяла на себя одно дерево. Если это возможно, конечно.
Последнее дополнение не было просто формой вежливости. Шуа трудились много и без выходных (все их выходные и отпуска приходились преимущественно на зиму). Хотя иногда отдыхали, конечно. В иные дни по нескольку часов могли предаваться отдыху и развлечениям, но случалось — весь посёлок напряжённо работал от зари до зари, потому что именно в это время — ни раньше, ни позже — надо было что-то собрать, посадить, обработать или заготовить. На этот раз Тиша решила, что они в состоянии оказать помощь, и посыльный радостно умчался домой.