Тепло твоих губ
Шрифт:
— А, пошли они куда подальше, — отмахнулся Роман. — Женишься, потом в случае чего даже кулаком по столу стукнуть не сможешь, сразу скажет: ты мне обязан всем. А я мужчина и хочу себя мужчиной чувствовать. Да и какая мне разница, где писать, там или здесь. Был бы письменный стол и машинка. Лев Толстой тоже не в Москве жил.
— А как же Нинон? — напомнил Олег. — Небось, если бы знала о твоей любви к детям, не сделала бы от тебя аборт.
Романа как-то передернуло, и он сразу же посерьезнел.
— Можешь, конечно, не верить, — с расстановкой сказал он, — но я узнал об этом… из ее же стихотворения. «Аборт» называется. Да она похлестче нашей Таньки,
— Я тоже рожу тебе сына, — пообещала Олегу Марина, когда вечером они лежали в обнимку в его постели. Со всех четырех сторон сквозь тонкие перегородки доносились звуки музыкальных инструментов. Олега особенно доводила соседка за стеной, без конца повторяющая один трудный аккорд, который казался ему элементарным. А Марина сердилась, когда репетировать начинал тромбонист, живущий над ними, — тембр тромбона казался ей слишком резким. Но когда они лежали вот так, обнявшись, все это не имело большого значения…
Не случайно много лет спустя Олег вспоминал эту маленькую комнату с визгливыми звуками, проходящими через стены, с облезшим лаком на черном пианино, с продавленными пружинами на кровати, с клопами, ползающими под отклеившимися обоями, как самое чудесное место на земле.
— Сын будет похож на тебя, черноглазый, кудрявый. И тоже будет играть на рояле, — мечтала Марина. — Вы будете ездить на конкурсы, а я вас буду ждать.
— Это будет дочка, — возражал Олег. — Она будет петь, как ты, и на конкурсы будем ездить вместе. И прическа у нее будет каре, как у мамы, и глаза зеленые, родниковые.
— Нет, будет сын, — настаивала Марина — не то в шутку, не то всерьез.
— Ну ладно, сначала сын, а потом дочка, — милостиво разрешил Олег и, смеясь, добавил: — Господи, как же время долго тянется. Ты еще только на первом… Слушай, давай плюнем на мою комнату и поженимся. Пусть забирают мой «кабинет».
— Какая разница, расписаны мы или нет, — вздохнула Марина. — Все равно мы как муж и жена. А без «кабинета» тебе нельзя. И если я буду постоянно торчать у тебя перед глазами, заниматься вокалом, то ты писать не сможешь. Давай я лучше рожу, у меня с малышом тоже будет своя комната, и ты будешь к нам приходить, когда у тебя будет нетворческое настроение. А потом, когда будет можно, ты его усыновишь и женишься на мне. Он не обидится, я ему все объясню. Скажу: сынок, твой папа гений, мы должны с этим считаться.
Предложение было лестное, но… преждевременное. Беременность и маленький ребенок означали бы для Марины конец карьеры.
— Только когда встанешь на ноги, реализуешь себя, будем и детей заводить, — сердито сказал Олег. — Ведь тебе только восемнадцать.
— Да, уже восемнадцать, — вздохнула Марина. Гром грянул, как всегда, среди ясного неба. Молодой паре катастрофически не хватало их «степухи», и Марина втайне от Олега устроилась продавать мороженое на лотке. Кому нужно мороженое в морозы, не очень понятно, но масса замерзших женщин в тулупах под белыми халатами мерзли в февральские морозы около передвижных холодильников. И Марина, конечно же, простыла, а мартовские сквозняки подбавили жару, уложив ее на неделю в постель.
До сих пор Олег мало интересовался бытом, никогда не задумывался, каким образом Марине удается не только организовать стол, но даже покупать какие-то вещи. Когда она подарила ему на день рождения джемпер из натуральной мягкой
— Ах, Олежка, не в деньгах счастье, — засмеялась Марина. — Я транжирка, не могла его не купить. Посмотри, как этот цвет пойдет к твоим глазам и волосам.
Джемпер ему действительно был к лицу. Но о том, на какие шиши он образовался, Олег узнал, только когда Марина слегла с тяжелой ангиной. А он-то считал, что увеличилась репетиционная нагрузка в Большом.
— Пока вам повезло, — сказал врач Марине, осмотрев ее горло. — Связки не поражены, но советую напрягать их как можно меньше, поберечься хотя бы полгодика… И — главное! — никаких переохлаждений.
Она пообещала и теперь после занятий шла с ним в общежитие. Но по вечерам опять убегала в Большой — слушать, как поют другие.
Вскоре Марина стала получать денежные переводы из дома — маме повысили зарплату. Теперь Олега беспокоило только одно — Марина приходила из театра поздно, иногда за полночь. Однажды Олег, не выдержав, устроил ей сцену ревности, и Марина, расплакавшись, во всем призналась. Оказалось, что три раза в неделю, когда не было репетиций, она ходила петь в один из модных ресторанов. Звуковая аппаратура в этом «заведении» барахлила, и иногда ей приходилось не петь, а буквально перекрикивать оркестр. К экзаменационной сессии голос у Марины сел…
— Я же вас предупреждал, — укоризненно сказал врач. — Ну что теперь с вами делать? Берите академический отпуск. Годик отдохнете, станете как новенькая.
Олег и Марина уже направились к двери кабинета, но врач остановил Олега.
— Задержитесь, молодой человек, я расскажу вам о режиме для вашей леди.
Марина вышла, и врач поманил к себе Олега, предварительно попросив его закрыть дверь поплотнее.
— Боюсь, молодой человек, что случилось непоправимое, — сказал он, когда Олег выполнил его просьбу. — Похоже, что ее голосовые связки травмированы настолько, что о настоящем — вы понимаете, о чем я говорю, — пении, речи уже быть не может. Конечно, ваша подруга может продолжить учебу и даже получить диплом, но какое будущее ее ждет? Работа массовика в сельском клубе? Для девушки с ее внешними данными это, прямо скажем, неблестящая перспектива. Убедите вашу подругу взять академический отпуск. Возможно, за год у нее появятся новые интересы и она со временем сможет переквалифицироваться… Ну, скажем, в драматическую актрису или, на худой конец, стать манекенщицей.
Беднягу Олега точно обухом по голове хватило. Марина, которой педагоги в один голос сулили прекрасное будущее на оперной сцене, называли новой Неждановой, навек потеряна для музыки, для искусства? Его разум не в состоянии был смириться с таким ударом судьбы. Только спустя три дня он нашел в себе силы честно рассказать о своем разговоре с врачом.
К его удивлению, Марина восприняла это известие относительно спокойно. Только кровь вдруг отхлынула от ее и так не блещущих румянцем, впалых щек. Девушка и сама подозревала, что с горлом у нее дела обстоят плохо.
— Давай распишемся, — предложил он. — И будем жить как жили. Ты возьмешь академический отпуск, но останешься в Москве, со мной. В конце концов, что произошло? Жизнь все равно продолжается.
— Вот именно, — подхватила она. И, уже окончательно оправившись, подошла и вскинула обе свои руки ему на шею.
— Жизнь продолжается, — положив голову на грудь Олега, Марина прижалась к нему всем телом. — И главное, чтобы Олег Романов, музыкант милостью Божьей, занял в ней подобающее место.