Терем желаний
Шрифт:
– Да, - оживился Валера. Он рассказал о своих намерениях по поводу Маши, о том, чтобы она получила водительские права.
– Надо, чтобы ты дал ему бензин и оплатил что причитается. Маша должна знать только о копейках на мелочевку, понял?
– Как не понять, благодетель, - улыбнулся Олег.
– Замолчи!
– предостерег Валера и продолжил:
– Деньги возьмешь из моей зарплаты, в бухгалтерии пусть все оформят. И скажи Славику, чтобы не трепался о Маше, предупреди по всем статьям. Что у нас нового?
– Нового?
– Олег состроил мину простачка.
– Вот, будет новый шофер... Молчу-молчу!
– шутливо отступил он, видя нахмуренный, грозный взгляд Валеры. Все нормально, работаем помаленьку.
– Хочешь сказать, - с подозрением спросил Валера, - что клиентов стало меньше?
– Обижаешь!
– Олег театрально втянул голову, отчего резче проявилась складка второго подбородка.
– Что, у меня языка нет или не я их воспитывал? Работы хватает, мотаюсь как черт, вздохнуть некогда. И Ленка еще фокусы устраивает.
– Олег, найди хорошего парня на замену, - в который раз затронул больную тему Валера.
– Не говори чушь, парень, - отмахнулся компаньон.
– Что тут осталось - и ты выйдешь.
– Много осталось, - настаивал Валера.
– Неизвестно, когда я выйду, и потом, не смогу работать, а ездить - и подавно. В любом случае - без меня или со мной - нам нужен человек.
– Справимся, - твердил Олег.
– Справлялись раньше, и теперь все будет нормально.
– У нас есть вакансия.
– Голос Валеры приобрел командные нотки.
– Найди человека, Олег. От одной зарплаты не обеднеем, а лучше, если выгадаем.
– Я подумаю, - в который раз пообещал Олег и стукнул себя по коленям. Ну, мне пора. Девочки уже замерзли ждать.
– Не забудь предупредить Славика, - сказал на прощание Валера.
– Хоть бы показал свою мадам.
– Мисс, - поправил Валера.
– Есть разница. Олег пожал плечами и махнул рукой на прощание. Валера мыслями вернулся к Лене. Вроде она осталась прежней - избалованной, упрямой, думающей только о себе и материальном довольстве. И в то же время изменилась. Как будто стала мягче, и надменность больше напоминала достоинство, и упрямство - гордость. В ее положении женщин принято считать слабовольными и уступчивыми, а она - нет, еще упорнее защищается от.., чего? Любви? Мужского покровительства? Неужели это так плохо, размышлял Валера. Испокон веков слабые держались сильных, принимая их заботу и гордясь ею. И мужчина считает себя полноценным только при условии, что можно о ком-нибудь заботиться, защищать от.., себе подобных. Валера улыбнулся: дух соперничества заложен самой природой, и никто не в силах ее вытравить. Он также хочет единолично владеть Машей - что в этом плохого? Глупая Ленка нашла, кого поставить на "ее место"!
Он засмеялся. На ее месте Валера мечтал видеть Машу.
Когда вечером она пришла, Валера, не дожидаясь начала разговора, спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
Маша удивленно посмотрела на него:
– Спросил больной у здорового!
– И начала выкладывать содержимое сумки.
– Маш, брось это!
– раздражился Валера.
– Сядь! Черт! В больничном халате, застегнутом на все пуговицы, нельзя увидеть ничего, тем более что его интересовали скрытые от глаз процессы и изменения. Маша нехотя подчинилась, Валера сжал ее руку и снова спросил:
– Ты здорова, Маш?
– Конечно, - беспечно ответила она.
– Чего ты вдруг обеспокоился?
– Маш, я не шучу, - требовательно сказал он.
– Ты не имеешь права скрывать от меня.., такое.
– Я и не скрываю.
– Маша поймала его взгляд, обращенный к талии, и поняла.
– Вот ты о чем!
Она подождала, пока Валера поднимет на нее глаза.
– Все нормально, Валера. Не тревожься.
– Ты уверена?
– Абсолютно, - твердо ответила она, закрывая тему. Она высвободила свою
– У моего друга есть семнадцатилетняя дочь, - заговорил Валера, которому не так-то просто было оставить волновавший его вопрос.
– Она тоже думала, что нормально, пока доктор не сказал, что она на пятом месяце.
– Мне не семнадцать, - скрывая волнение, ответила Маша.
– И у меня было достаточно времени убедиться в том, что я.., я здорова.
– Жаль, - вырвалось у Валеры, и он отвернулся, недовольный и смущенный тем, что выдал себя.
Он не видел, как Маша посмотрела на него, не слышал ее шепота: "Может быть".
Занятый своими мыслями, он рассеянно слушал ее новости.
– Станислав Федорович звонил сегодня, - медленно говорила Маша.
– Мы условились встречаться по утрам. Игорь переводится на вечернее отделение.
– Кто это?
– прервал ее Валера.
– Игорь?
– удивленно переспросила Маша.
– Мой брат. Он занимается...
– Нет, другой. Игоря я знаю. С кем ты договорилась встречаться?
– Станислав Федорович?
– Маша улыбнулась.
– Кажется, склероз у меня забыла, что ты не знаешь его отчества. Славик это, инструктор водительских курсов.
– Понятно. Вы уже ездили?
– Чем ты слушаешь?
– с деланным равнодушием спросила Маша и внятно, словно первокласснику, сказала:
– Я говорю: он звонил мне сегодня, мы будем ездить по утрам, до работы, потому что вечерами я не могу.
– Почему?
– Валера опять пропустил мимо ушей менторский тон Маши и ухватился за слово "вечерами", " не понимая, о чем речь.
Маша разочарованно смотрела на Валеру.
– Потому что вечера у меня заняты, - наконец сказала она.
– И в одиннадцать ты должна быть дома, - печально закончил Валера.
Она не поняла, говорит он серьезно или иронизирует, и коротко ответила:
– Да.
Валера отлично знал привычку Маши рассказывать обо всем, умалчивая о главном, причем так, что спросить было бы непростительной бестактностью. Маша приходила часто, но не каждый день, и для него оставалось тайной, как и с кем она проводит вечера.
Он ревновал и остерегался выдать свою ревность. Она стала тем мучительнее, что усугублялась травмой. Время шло, Коля уже выписался, а Валере доктора не разрешали много двигаться, да и физиотерапия настолько его выматывала, что одна мысль о движениях вызывала ноющую боль в позвоночнике. Привыкший к неуемной болтливости соседа и теперь томимый одиночеством и тишиной, Валера мучился навязчивой мыслью, что Маша только из жалости приходит к нему. Она и в самом деле стала сдержанной, отстраненной. Ничего не изменилось в ее поведении, но Валера чувствовал, что она как бы сторонится его. Не было прежней готовности исполнить любой его приказ, немая мольба в глазах сменилась спокойным взглядом. Она нехотя давала ему руку, когда Валера просил (раньше просить не надо было), и при первой возможности отнимала. Садилась на стул на расстоянии или наводила порядок в тумбочке и не спешила приблизиться к нему. Уже месяц она ходила в больницу и ни разу не поцеловала его, не приласкала. Валере казалось, что Маша специально превращает их отношения в дружеские, ничего не требующие и не дарящие, когда при упоминании имен можно небрежно бросить: "Это мой приятель" или "...приятельница". С глухим самоотречением он оправдывал Машу тем, что теперь они не пара. Она может найти нормального, полноценного мужчину, полюбить его и создать семью. Память вызывала события последней ночи, проведенной с Машей, оскорбительные ругательства и ее уход. Будь на Машином месте мужчина, не миновать жестокой драки - таких слов не прощают. А как могла поступить она? Конечно же, ушла, обдав его на прощание уничтожающим взглядом. Ее предупреждение не извиняться только подчеркнуло низость и подлость его обвинений.