Терновая цепь
Шрифт:
Ари, напротив, была уверена в том, что за двадцать лет службы Уилл и Тесса показали себя достойными должности руководителей лондонского Института; придирки отца казались ей нелепыми и мелочными. Она и не догадывалась об истинных чувствах Инквизитора к Эрондейлам; его ненависть была настолько сильной, что при первой же возможности он попытался их уничтожить.
Разумеется, сегодня девушка сидела среди Лайтвудов; место слева от нее занимал Габриэль, справа сидела Анна. Когда отец грозно выставил перед собой указательный палец и принялся обвинять своих врагов во лжи и корыстолюбии, он смотрел
Она хотела взять Анну за руку, но та сидела неподвижно, скрестив руки на груди. Как всегда в минуту опасности, она тщательно скрывала свои эмоции.
В конце концов, когда люди начали перебивать друг друга и выкрикивать оскорбления, был объявлен перерыв, чтобы все успокоились. Присутствующие разбились на группы: Эрондейлы и Лайтвуды собрались вместе, Мэтью присоединился к родителям. Ари заметила, как Алистер – почему-то один, без Корделии – пересек храм, подошел к Чарльзу, который стоял в одиночестве, с угрюмым лицом, и заговорил с ним. Вообще-то, это был не совсем разговор; Алистер, казалось, бранил Чарльза или выговаривал ему, делая возмущенные жесты. Чарльз смотрел в пространство и делал вид, что не слышит. «Во имя Ангела, – подумала Ари, – как я могла даже притворяться, будто помолвлена с этим человеком?»
Потом она обратила внимание на отца. Когда он спустился с возвышения, на котором стоял алтарь, и вышел из храма через боковую дверь, девушка легко коснулась плеча Анны и поднялась со скамьи. Выбравшись в центральный проход между скамьями, Ари поспешила к двери, за которой исчез отец.
Дверь вела в узкий полутемный коридор. Отец расхаживал взад-вперед по каменным плитам. Когда Инквизитор стоял на алтаре, в центре внимания, он выглядел внушительно, а сейчас как будто бы съежился и стал ниже ростом. Он бормотал что-то себе под нос, но Ари расслышала лишь отдельные фразы: «должны увидеть истину», что-то насчет Велиала и одно из его любимых слов, «несправедливость».
– Отец, – заговорила она. – Что ты наделал?
Бриджсток обернулся.
– Это тебя не касается, Ариадна.
– Все, что ты сейчас говорил с трибуны, – неправда. И ты это прекрасно знаешь.
– Ничего подобного! – рявкнул он.
– Может быть, и не весь Анклав доверяет Эрондейлам, но только потому, что ты посеял среди людей недоверие.
Инквизитор покачал головой.
– Не думал, что ты придерживаешься такого нелестного мнения обо мне, – сказал он. – По-твоему, я в этой пьесе негодяй, а Эрондейлы – герои? Тесса Эрондейл – дочь Верховного Демона. И они утаили это от нас.
– Столкнувшись с предрассудками, ограниченностью и несправедливостью, человек прежде всего думает о самосохранении, – тихо ответила Ари. – Но ты едва ли способен это понять. Уилл пытался защитить свою жену, Джеймс и Люси боялись за мать. Они оберегали ее от ненависти, которую ты разжигаешь сегодня, сейчас. От ненависти, порожденной страхом, невежеством, слепой убежденностью в том, что имя отца Тессы, кровь, которая течет в ее жилах, в жилах ее детей, перевешивают все остальное. Ее героизм,
Инквизитор покраснел от гнева, но в его взгляде она заметила нечто вроде снисходительной жалости.
– Они переманили тебя на свою сторону с помощью черной магии, – прохрипел отец. – Эти Эрондейлы – чужаки, неизвестно откуда взявшиеся, которых по собственной прихоти поставила над нами Консул! Подумать только, чародейка и ее колдуны-дети! А Лайтвуды? Потомки Бенедикта, который, как всем известно, якшался с демонами и в конце концов подцепил от них гадкую болезнь, сгубившую его. Ты сама знаешь, что его склонность к извращениям перешла по наследству к детям и внукам. Включая эту недоженщину, которая совратила тебя с пути истинного…
– Не смей говорить об Анне в подобном тоне, – произнесла Ари ясным, спокойным голосом. – Она относится ко мне лучше, чем люди, которые называют себя моими родителями…
– Ты нас бросила, – прошипел он. – Ты забрала наши подарки, дорогие вещи и бриллианты, и ушла к этой твари, которая носит имя Лайтвудов. Но мы согласны принять тебя обратно. – В его голосе появились просительные нотки. – Если ты поклянешься, что больше не будешь видеться с этими людьми. Эрондейлы, Лайтвуды – они идут ко дну, о них уже можно забыть. С твоей стороны было бы разумнее отмежеваться от них, пока не поздно.
Ари покачала головой.
– Ни за что.
– Ты ступила на опасную тропу, – настаивал отец. – На тропу, которая ведет к погибели. И в то время как я, по доброте душевной, пытаюсь помочь тебе…
– Доброта? – повторила Ари. – А любовь? Любовь, которую отец испытывает к дочери?
– Дочь не перечит отцу и не обсуждает его поступки. Дочь помалкивает и выполняет приказы родителей. Дочь думает прежде всего о своих родителях, защищает их…
– Как Джеймс и Люси защищают Тессу? – Ари тряхнула головой. – Ты ничего не видишь вокруг себя, отец. Ты ослеплен ненавистью. Эрондейлы – не преступники. Например, они никого не шантажируют.
Выстрел был сделан наугад, но Ари увидела, что стрела попала в цель. Отец вздрогнул и в ужасе отпрянул.
– Письмо… – прошептал он. – Оно не сгорело до конца…
– Не понимаю, о чем ты, – равнодушно произнесла Ари. – Я знаю только одно. Чем агрессивнее ты нападаешь на других, отец, тем пристальнее люди будут изучать твое прошлое. Надеюсь, ты сможешь выдержать эту проверку. Большинству из нас есть что скрывать.
Грейс сидела на кровати, прижавшись к стене. Ее трясло. Она завернулась в одеяло, но это не помогло.
Это началось утром, после завтрака, состоявшего из овсянки и тоста. В камеру вошел Брат Захария. Грейс угадала, что он испытывает беспокойство и жалость к ней, и это напугало ее. По своему опыту девушка знала, что жалость сродни презрению, а презрение означает, что твой собеседник считает тебя отвратительным, зловредным существом.
– Ребенок… – прошептала она. – Брат Кристофера. Он не…
«Он жив и поправляется. Вашу матушку нашли. Она заключена под стражу. Все завершилось поздно вечером; я рассказываю вам об этом только сейчас потому, что не хотел вас будить».