Терновая ведьма. Исгерд
Шрифт:
— На истязание, плен… — По голосу было слышно, что ему охота казниться укорами.
Но изобличения не интересовали верховного.
— Я хочу знать, каково это для тебя…
Удивленный приморский королевич всмотрелся в резное лицо, выискивая следы насмешки, — ветер был донельзя серьезен.
— Однажды ты назвал свои чувства любовью… — попытался описать причину личного любопытства он. — Неужто зов похож на нее настолько, что легко перепутать?
— Не похож… — после затянувшегося молчания сознался Таальвен Валишер. — Но я привык существовать с ним, и одно стало неотделимо от другого…
Северный
— Представь себе голод, от которого невозможно избавиться, аркан, жгущий ладони, если за него не тянуть… — Приморский королевич едва не впервые заговорил откровенно, забыв о собственной скрытности.
Хёльмвинд задумчиво пожевал губу. Ни то, ни другое не вносило необходимой ясности. Понятно было одно: истории про душелова лучше бы много лет оставаться тайной, покуда не наступит подходящее для открытий время… Но все, как водится, пошло наперекосяк.
— Что ж, о былом не плачут… и раз Изольда в бешенстве, — узкая ладонь осторожно ощупала синяки на израненном запястье, — нужно поскорее догнать ее, пока она не натворила дел.
— Ты так ничего и не понял? — хрипло откликнулся Лютинг. — Она меня ненавидит — неистово, до глубины души, — намного больше, чем тьер-на-вьёр…
— Это пока, — потряс злополучным браслетом ветер, — но стоит терновой ведьме завладеть ее телом, принцесса поймет: твое вмешательство спасает от пагубного колдовского влияния.
— Спасает? — В поисках подходящего примера королевич выдернул из земли зеленый колосок и принялся счищать с него еще не вызревшие зернышки. — Ты сейчас утверждаешь, что один оковы предохраняют от других, — жалкое оправдание душеловству!
— Нет, если на противоположной чаше весов посягательство тьер-на-вьёр!
— Считаешь, это позволяет преследовать кого-то под видом защитника всю жизнь? Доводить до сумасшествия, лишь бы жертва не досталась терновой ведьме?
От непритязательности восклицания Хёльмвинд невольно поморщился. Но Таальвен, очевидно, вел спор вовсе не с ним. Отчаявшийся, измученный метаниями, он будто пререкался сам с собой, и ввязываться в эту перебранку было тщетно.
— Не мне решать, как поступить дальше, — напоказ дернул плечами Северный ветер, — речь о твоей жене. Но если бы Изольда была моей…
На миг он запнулся, околдованный тем, как желанно это звучит…
— Если бы я давал обещание, клялся в верности, нипочем не оставил бы принцессу на растерзание тьер-на-вьёр, и, следуя ее собственным заветам…
Умолкнув на полуслове, верховный поднялся из стеблистого мелкотравья. Убеждать приморского королевича в том, что ему следует вернуть терновую колдунью, оказалось пыткой. Слишком бурно ликовало сердце, воображая вражду, которую питает принцесса к своему мужу. Но оставить все как есть и самому отправиться на ее поиски было бы неправильно. Ведь тьер-на-вьёр в два счета разделается с северным владыкой…
«То есть дело в твоем необъятном страхе? — выискивал истину в собственной душе Хёльмвинд. — Или в том, что Мак Тир не вполне виновен перед терновой колдуньей?»
Ответа не было. И, чтобы не мучиться мыслями, ветер зажмурился, представляя
А на третий день приехал гонец — взмокший до нитки, бурый от липкой дорожной пыли. Вместе с мохнатыми дождевыми тучами за спиной он привез весть о терновой принцессе, что давеча возвратилась в Тьер-Леран.
— Как буря, неудержимый смерч, въехала она в городские ворота на взмыленном коне, и копыта его, вот вам слово, не касались земли! — Тощие руки в дорожных перчатках жадно потянулись за чашей с водой, опрокинули, покрывая воротник капора и куртку влажными разводами. — На рыночной площади терновая наместница устроила настоящее представление, одним махом вырастив целый лес из дикой сливы. А потом ринулась во дворец, повсюду оставляя за собой колючую ограду… Недаром простые тьер-на-вьёрцы верили, что заступница их рано или поздно возродится. Не может страна бесконечно существовать без жрицы терновника…
Напившись, королевский вестник утер со лба пот и подвел к корыту своего скакуна.
— И хотя мы ждали, что избранная, как раньше, появится на свет в одной из многочисленных веток властвующей семьи, подобное благодатное возвращение не лишило нас радости. Так даже лучше: не нужно растить и воспитывать юную принцессу, охранять от врагов. Сила ее, как видно, в самом расцвете, и вскоре Терновое королевство напитается ею сполна. Не за горами былое величие, фейланы!
Темные глаза глашатая воодушевленно заискрились, и Северный ветер вспомнил о надеждах Вей Эрны, как две капли воды созвучных этим.
Из торжественных признаний гостя форта стало ясно, что терновая ведьма приступом взяла свою бывшую резиденцию, разогнав перепуганный караул. Герцог, управляющий страной как избранный наместник, поначалу пробовал усомниться в правах и происхождении осадившей его дом и трон захватчицы. Но стоило разъяренным сливовым побегам обрушить часть крепостной стены вокруг и заполонить Пустошь позади королевского дворца, устрашился. А днем позже признал абсолютную власть колдуньи.
Впрочем, выбора у него не было. Пугающая чернотой глаз новая владычица живо и наглядно объяснила всем при дворе: любое несогласие с ее законными притязаниями равносильно измене и, соответственно, карается смертью. Потому бывший наместник спешно покинул родные пенаты, прославляя богов за то, что унес ноги.
А вот народ запугивать не пришлось: легенда о возвращении принцессы угнездилась в сердцах тьер-леранских подданных так прочно, что благая весть встречала на пути лишь бурное ликование.
«Когда зацветет белым цветом Пустошь, а стены королевского замка падут… Когда от звездопадов станут серебряными ночи, народится на свет новая жрица…», — с трепетом шептали на всех подворьях строки древнего пророчества.
Было в нем много несуразностей, расхождений с действительностью, но самые важные знамения пришествия терновой принцессы сбылись, а уж детали мало кого интересовали. Разве что угрожающий облик девушки мог напугать иных жителей королевства. Но народу она пока не показывалась, между тем слава о могуществе колдуньи ширилась.