Терновый венец Екатерины Медичи
Шрифт:
Екатерина решила сделать еще одну попытку примирения, провести открытую полемику прелатов и пасторов. Она отправила письмо Жанне д’Альбре с предложением принять участие в диспуте века в доминиканском монастыре в Пуасси, древней обители, принадлежащей знаменитому ордену, верному защитнику католицизма.
Содействуя организации диспута, Екатерина Медичи надеялась на торжество разумного согласия между христианами.
В Пуасси прибыли лидеры католиков и протестантов. Среди пурпура и блеска торжественных одеяний вельмож французской Церкви и королевских особ скромные черные одежды протестантов едва виднелись. Согласно строгому этикету, иерархи в соответствии со своим положением занимали каждый отведенное ему место: самые почетные места полагались кардиналам, за ними разместились архиепископы
Католичка по рождению и воспитанию, Екатерина Медичи принимала правила поведения верующего, но в отправлении культа следовала доводам разума. Она не подвергала себя религиозным мистериям и не была способна долго сосредоточиваться на раздумьях о душе. Реформация стала ее интересовать лишь с момента появления политической партии под религиозным знаменем. Что касается протестантского вероучения, то оно не вызывало у нее никакого интереса. Поэтому она недооценивала силу энтузиазма и фанатизма, возобладавшую над разумом во время дискуссии.
Главными ораторами на диспуте являлись кардинал Лотарингский и министр протестантской церкви Теодор де Без. Кардинал вел себя как поверенный не только галликанской, но всей католической церкви. Его выступление отличалось логикой суждений и было выдержано в традиционном духе. Неплохой проповедник, он не стремился удивить новизной откровений, но призывал проникнуться уважением к церковной традиции.
Теодор де Без был известен почтенному собранию не только как сподвижник Кальвина, которого знаменитый реформатор прочил на свое место. Французские иерархи знали своего соотечественника и с другой стороны. В годы правления Франциска I слава юного Теодора де Беза, автора едких эпиграмм и эпитафий, составивших его знаменитую «Ювенилию», разнеслась по всей Франции. Современники восхищались его поэтическим дарованием и остротой наблюдений. Но больше всего внимание французов привлекли его смелые в духе времени эпиграммы на мессу и недозволенная с точки зрения церкви фривольность в отношении святого престола. Популярность де Безу, особенно среди молодежи, принесли также скандальные любовные похождения, что послужило поводом для церкви и Сорбонны разделаться с опасным богохульником, обвинив его в прелюбодеянии. Преследуемый блюстителями нравственности, Теодор де Без был вынужден покинуть Париж и обосноваться в Швейцарии. И вот спустя двадцать лет, став известным теологом протестантизма, мятежный изгнанник оказался во Франции по приглашению королевы-матери. Годы эмиграции и приобщение к ответственному делу, ставшему содержанием всей его жизни, добавили к красивой внешности, изысканным манерам, живому и блестящему уму теолога степенность и развили его природный дар красноречия. Он умел убеждать, не навязывая своего суждения. На его проповеди спешили вельможи и придворные, его сопровождали, как короля, пажи и слуги склонялись при его виде.
Выступление сподвижника Кальвина произвело большое впечатление не только на сочувствующих Реформации. Силу ораторского искусства этого «богохульника» вынуждены были признать даже враги протестантизма.
В центре дискуссии было отношение к таинству причащения – одному из главных различий между католиками и протестантами. Теодор де Без признавал чисто символический характер этого таинства, не соглашаясь с тем содержанием, которое в него вкладывали католики.
Он говорил:
– Христос так далек от хлеба и вина, которым потчуют верующих при причащении, внушая им веру в преобразование этой пищи в тело и кровь Иисуса, как небо от земли. Жертва Христа была принесена
Завороженное речью Теодора де Беза собрание в Пуасси от этих слов пришло в движение. Поднялся ропот протеста.
Кардинал Лотарингский, охваченный гневом, обратил внимание королевы-матери на богохульство, дозволенное себе оратором. Реакция католических иерархов на выступление министра протестантской церкви заставила Екатерину Медичи выйти из невольного подчинения обаянию протестанта. Его слова были созвучны представлениям королевы-матери о таинствах и обрядах, однако на реплику кардинала она ответила:
– Его Величество и я сама желаем жить и умереть в вере отцов.
Предостережения главы ордена иезуитов о пагубности распространения Реформации и требование немедленно изгнать протестантов из Франции испугали Екатерину Медичи.
Говоря о религии, люди становились фанатиками. Они упрямо стояли на своем, бесконечно обсуждали догматы. Собравшиеся без устали спорили о таких ритуалах, как посвящение в духовный сан и крещение.
Екатерина, обводя взглядом великих мужей, спрашивала себя, почему они воюют друг с другом? Почему полны непримиримой ненависти друг к другу? Почему готовы умереть за веру?
К своему огромному огорчению и разочарованию Екатерина поняла, что встреча, которую она с таким трудом организовала, была обречена с самого начала: эти два лагеря никогда не договорятся и не найдут общий язык.
Состоявшийся богословский диспут в Пуасси взбудоражил страну, породил напряжение. Антуан де Бурбон прошел по Парижу во главе католической процессии и публично присутствовал на мессе в церкви Святой Женевьевы. Это свидетельствовало о его официальной приверженности католицизму. Первый принц крови отказался от протестантской веры, как некогда предал религию отцов. В совете королевы из гугенотов оставались адмирал Колиньи, его брат, маршал д’Андело, принц Конде и королева Наварры Жанна д’Альбре, которая в отличие от мужа не собиралась возвращаться в католицизм.
Гугеноты были возмущены поведением первого принца крови, даже католики презирали человека, сменившего религию. Все королевство называло его за глаза предателем. Екатерина серьезно задумалась, что ей делать. Отступничество Антуана де Бурбона обеспокоило ее. Но она верила в стойкость принца Конде. Принц Луи по-прежнему являлся силой, способной сдерживать де Гизов. Гугеноты считали, что королева-мать на их стороне. Екатерина, которую охватывала тревога при мысли о том, какие беды сулит ей и ее детям обращение Антуана де Бурбона в католическую веру и его союз с триумвирами, продолжала демонстрировать свое расположение реформистам. Она хотела заручиться их поддержкой.
Гугеноты набирали силу: казалось, что у них не меньше сторонников, чем у католиков.
Сложность положения вынуждала королеву-мать постоянно лавировать.
Политика Екатерины Медичи испытывала терпение ее противников. Первыми не выдержали Гизы.
Огонь, тлевший со времени амбуазского мятежа, вновь полыхнул 1 марта 1562 года в Васси.
Герцог Франциск де Гиз, выехавший из своего замка в Жуанвиле в Париж, остановился в этом маленьком городке, чтобы пойти на мессу. Вдруг ему сообщили, что сотни две протестантов, люди скандальные, надменные и весьма буйные, собрались слушать проповедь в амбаре, неподалеку от церкви. Для католика Франциска де Гиза это был вызов, и он решительно направился к указанному месту сборища.
Шесть человек из его свиты поспешили вперед. Протестанты встретили их весьма учтиво.
– Месье, пожалуйста присоединяйтесь к нам!
– Черт возьми! Перебить бы вас всех! – отвечали те, сочтя оскорбительным такое приглашение.
Когда подоспел герцог, шесть его дворян уже были выброшены на улицу и протестанты баррикадировали окна. Разгорелся бой. В руках у протестантов были одни лишь камни, тогда как у людей де Гиза имелись аркебузы. Они взломали дверь и началась бойня…
Аркебузиры герцога начали зверски избивать протестантов и вышли из побоища победителями: семьдесят четыре человека было убито, среди которых было десять женщин, и более ста ранено. Эта резня, по утверждению протестантов, была устроена по наущению Франциска де Гиза, тотчас прозванного «палачом Васси».