Терпение
Шрифт:
– Примерно так и есть, - тихо согласилась Юля, - для этой жизни она и правда умерла, но перерождается для другой.
– Для какой? Чтобы монашкой стать?
– угрюмо спросил Колян.
– Знаешь, когда-то батюшка Любе сказал о Женихе... Когда она еще переживала из-за Ромки, была на исповеди, а отец Олег ей сказал, что она дождется другого Жениха... Вот, она Его дождалась, а Он, ее Жених дождался Любу... Ведь я думаю, что она, скорее всего и станет Христовой Невестой.
Коля только молча покачал головой.
– Она счастлива теперь,
– Это ты про Аську?
– усмехнулся Коля.
– Не случайно же вы вместе...
– улыбнулась Юля.
***
Постриг Любы назначили на двадцать седьмое января. Морозным утром к монастырю подъехали две машины, в одной из которых были Павел, Юля и Аня, в другой - отец Олег с матушкой Ольгой. Аня робко прошагала за Юлей в Троицкий храм, Павел наотрез отказался присутствовать на постриге сестры.
– Там одни попы, да бабы, - отмахивался он от жены, - к тому же и так - как хоронить ее... Не могу я. Жалко.
Постриг должен был свершиться во время литургии. Специально для того, чтобы облечь в мантию Любовь, в монастырь прибыл Епископ Арсений. Юля с Аней, взяв себе по свечке, притаились почти у самых дверей. Оттуда они наблюдали, как расстилают ковровую дорожку в храме, Юля шепнула Ане, что по ней поползет Люба.
– Что, прямо ползком?
– не поверила Аня.
– Ну да, как бы в знак смирения.
– Ничего себе...
Игуменья матушка Серафима, увидев Юлю, подошла к ней. Юля взяла у матушки благословение так же, как брала его у отца Александра. Аня последовала ее примеру. Игуменья что-то проговорила Юле, но Аня не расслышала. Ожидая сестру, она рассматривала храм, монахинь, принюхивалась к цветам, стоящим в высоких вазах. Какая-то девушка, почти девочка, в черном платье и платке что-то монотонно читала, в голосе ее слышалась дрожь волнения. Аня и сама волновалась, все пытаясь разглядеть среди женщин в черном сестру, но Литургия шла уже полным ходом, а Любы нигде не было видно. Наконец, когда Ане уже надоело и ждать и волноваться, она увидела Любу. Сестра появилась откуда-то из-за колонны. На ней была белая сорочка до пят, длинные распущенные волосы струились по спине ровными волнами, как бывает обычно с волосами, часто и туго заплетаемыми в косу.
Все послушницы выстроились вдоль дорожки с зажженными свечами, а матушка игуменья Серафима, монахини Елена и Анастасия прикрывали Любу мантиями, пока та ползла к амвону.
– Что пришла еси, сестра, припадая ко святому жертвеннику и ко святей дружине сей?
– торжественно спросил отец Арсений.
– Желая жития постнического, Владыка святый, - читая по бумажке, но повторяя сердцем, ответила Люба.
– Желаеши ли сподобитися ангельскому образу, и вчинену быти лику инокующих?
– Ей, Богу содействующу, Владыка святый.
– Отрицаеши ли ся мира
– Ей, Владыка святый.
– Сохраниши ли ся в девстве и целомудрии и благоговении даже до смерти?
– Ей, Богу содействующу, Владыка святый.
– Сохраниши ли даже до смерти послушание ко игумении и ко всем о Христе сестрам?
– Ей, Богу содействующу, Владыка святый.
– Пребудеши ли до смерти в нестяжаниии и вольней Христа ради во общем житии сущей нищете, ничтоже себе самому стяжавая, или храня, разве яже на общую потребу, и се от послушания, а не от своего произволения?
– Ей, Владыка святый, пребуду Богу споспешествующу.
– Претерпиши ли всякую тесноту и скорбь иноческаго жития Царствия ради Небеснаго?
– задал последний вопрос Владыка.
– Ей, Богу споспешествующу, Владыка святый.
Теперь пришло время самого волнительного и торжественного момента.
– Се, Христос невидимо здесь предстоит; виждь, яко никтоже ти принуждает прийти к сему образу; виждь, яко ты от своего произволения хощении обручения великаго ангельскаго образа, - указал отец Арсений на Евангелие.
Затем Епископ взял ножницы, лежавшие на аналое рядом с Евангелием, и бросил их на пол со словами: "Возьми ножницы и подаждь ми я". Люба подала их Владыке и поцеловала его руку. Вновь владыка бросил ножницы: "Возьми ножницы и подаждь ми я". И вновь Люба смиренно подняла их. И в третий раз упали ножницы на пол.
– Се, от руки Христовы приемлеши я; виждь, кому сочетаваешися, к кому приступаеши и кого отрицаешися.
– приняв ножницы в третий раз, проговорил отец Арсений, и, крестообразно постригая волосы Любы, провозгласил - Сестра наша Нина постригает власы главы своея во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа.
– Нина!
– шепнула Юля Ане, - теперь - Нина!
Сестры тихо запели "Господи, помилуй". Началось облачение. Сначала Владыка надел на Любу, ставшую теперь Ниной, длинную рубашку - хитон, поверх рубашки - четырехугольный плат - параман, деревянный крест, после - черный подрясник и пояс. Когда Владыка надевал мантию, Люба, не чувствующая еще себя Ниной, думала о том, что в это самый миг ей даются ангельские крылья. А отец Арсений уже надевал клобук - головной убор, состоящий из цилиндрической формы камилавки и «намётки» — чёрного покрывала из шёлка, прикреплённого к камилавке, спускающегося по плечам и спине до пояса. И вот уже на Любе-Нине монашеские сандалии, в руке - вязаные четки.
Епископ Арсений обратился к новопостриженной монахине со словом: «Сестра, сегодня Господь уготовал тебя принять ангельский образ. Сегодня впервые Господь испытал твою крепость, смирение, преданность воле Божией. Когда ты жила в миру, то несла крест житейский. Сегодня ты умерла для жизни светской, для жизни мирской и предала свою волю в руки Божии, отрешившись от своей воли полностью. Господь сказал: «Кто хочет по мне идти, да отвержется себе и возьмет крест свой, и по Мне грядет».