Терпкое вино любви
Шрифт:
Мишель рывком вырвался из объятий Клер, но тут же устыдился своей грубости.
— Ой! — вскрикнул он, пытаясь хоть как-то спасти неловкое положение. — Ты же поломала мне все ребра! Ну-ка, дай я проверю… — он ощупал свою грудную клетку, сделал несколько наклонов и приседаний. Потом прошелся по террасе на руках.
Клер взирала на него молча и совершенно серьезно. Она спокойно дождалась конца спектакля, однако когда Мишель попытался прямо на руках уйти с террасы, она схватила его за ногу и заставила принять нормальное положение. Повернув к себе, она прижала его к стеклянной двери и, глядя на него в упор сверкающими в темноте глазами, спросила:
— Ты
Мишель продолжал гнуть свою линию:
— А что, кормят там неплохо, телевизор дают смотреть… Можно даже книги заказывать из библиотеки… Я там новую статью начал писать. И знаешь…
Но Клер не дала ему закончить.
— Пойми, Мишель, она уехала в свою вонючую Россию, к своим вонючим красным… И они ее больше не выпустят. Наверняка кагэбэшники выследили вас, когда вы шлялись в обнимку по Парижу. Она у них на заметке. Разве ты не читал про их советские порядки? Опомнись, Мишель… Очнись от всего этого бреда. Хочешь, я тебе в этом помогу… Пойдем со мной… Я буду активной сегодня… Я сама доведу тебя до грани…
— Клер! — Мишель поднял глаза и перехватил ее пылающий взгляд. — Ты очень красивая. Ты хорошая во всех отношениях. Ты просто замечательная девушка. И я завидую тому парню, которому выпадет честь все это оценить. Но я занят, Клер. Я уже принадлежу другой… Я обещал самому себе, что…
Клер вдруг оттолкнула его, стащила с ноги золотую туфлю с черной шпилькой и изо всех сил швырнула ее в стеклянную дверь. Осколки с оглушительным звоном посыпались прямо в комнату, где в темноте танцевали гости.
— Дерьмо! — истошно выкрикнула она. — Ты просто дерьмо! Ты специально приперся сюда, чтобы изводить меня, чтобы испортить мне день рождения! Чтобы я выслушивала от тебя всю эту детскую чушь! — она повернулась и, хромая в одной туфле, побежала вокруг дома по террасе, потом грязно выругалась, стянула вторую туфлю и выкинула ее прямо в палисадник.
В комнате включили свет. Гости гурьбой высыпали на террасу. Там стоял растерянный Мишель. Не выдержав направленных на него насмешливых, укоряющих и просто любопытных взглядов, он рванул сквозь толпу, сбежал по лестнице и впрыгнул в машину. «Бежать! Скорей бежать отсюда, от этой мишуры, от пустого веселья, от досадного и нелепого поражения в матче…» Он резко надавил на газ и через минуту уже мчался по ярким улицам ночного Дефанса…
Пока последние гости не покинули ее дом и шум мотора не растаял в ночной тишине, Клер не открыла запертую дверь своей спальни. Сколько ни стучались в нее гости, сколько ни просили открыть, Клер оставалась неумолима. Накрывшись с головой пледом, она плакала. Ее душила обида. Как это так, она богатая, красивая, из хорошей семьи девушка, оказалась на чашах весов с какой-то русской дешевкой?! Сам факт казался ей унизительным. Мало того, дешевка умудрилась ее перевесить!
Клер сбросила сверкающее платье и, надев длинную футболку на голое тело, вышла из спальни и прошла в гостиную. Здесь было прохладно. Сквозь разбитую стеклянную дверь дул ветерок и развевал белую прозрачную штору. Клер подошла к столику с напитками, налила себе бренди и опустилась с рюмкой в кресло, то самое, где еще недавно сидел Мишель. «Чем только она его взяла? — думала она. — Ну, смазливая мордашка… Ну, фигура… Мало таких, что ли? Надо же, из-за нее даже трахаться отказался… Нет, он просто заболел», — заключила она и сделала маленький глоток бренди. Напиток обжег ей губы и язык. И вдруг Клер увидела возле кресла знакомую белую спортивную
Клер лениво потянулась к ней, поставила перед собой между раздвинутыми коленями и задумчиво расстегнула «молнию». В сумке лежала ракетка в чехле, пластиковый контейнер с мячами, полотенце, пакет с теннисной формой и еще какие-то мелочи. Клер вытянула из пакета белую смятую футболку с надписью «Ecole Polyt'echnique» и прижала ее к лицу. Она по-прежнему хотела Мишеля. Даже после скандала она хотела его ничуть не меньше, а может быть, даже больше. Но это лишь злило Клер. Она снова пошарила рукой в сумке и извлекла портмоне. С досадой бросила обратно. Потом вытянула пачку сигарет «Галуа» и отправила следом. И вдруг в боковом кармане она нащупала конверт. Письмо! Она осторожно достала его и впилась глазами в адрес. Письмо отправлялось в СССР! Коломиец Оле. Ну и фамилия, язык можно сломать! Нет, она не будет женщиной, она не будет француженкой, если сейчас же не распечатает и не прочтет его.
Клер помчалась на кухню, поставила на огонь кастрюлю с водой и, пока закипала вода, нервно ходила из угла в угол. Она распечатала конверт, не повредив его. Дрожащими пальцами Клер развернула письмо и стала читать:
«Милая Оля-ля!
Я снова тебе пишу. Не знаю, получила ли ты мое первое письмо? Ночью так тяжело сидеть одному и думать о том, что завтра мы тоже не увидимся, что я решил опять выплеснуть свои чувства на бумагу и переправить их через тысячи миль к тебе.
Единственное, что осталось мне от тебя, — это тот самый слайд. Я не расстаюсь с ним ни днем, ни ночью. Этот образ преследует меня везде — девушка с букетом ярко-лиловых колокольчиков. Я любовался им, сидя в тюремной камере. Ты мне снишься, и часто с этим букетом. Жаль, что здесь у нас не растут эти цветы, я бы дарил их тебе каждый день…
Прости, что я пишу о грустном. Надо настроить себя на выживание. Разлука не повод, чтобы раскисать. Мы выдержим, я знаю.
Завтра я принимаю главный теннисный бой. От исхода нашего с Патриком матча будет зависеть, кто из нас попадет в сборную. Но знаешь, я почему-то больше думаю не о теннисе, а о твоих глазах. В них столько сокрыто, они как две матрицы, маленькие дискетки, содержащие бездну информации. Извини за техническое сравнение. Нет, наверное, я все-таки люблю тебя. Боюсь, что лучшего слова я не подберу…»
Клер подняла глаза от письма и увидела, что в кастрюльке выкипела вся вода. Ей больше не хотелось читать. Если бы письмо предназначалось ей… Но эти откровения будили в ней дикую, яростную ревность. «Черта с два, эта дешевка не получит это слащавое письмецо, — злорадно подумала она. — Нет, я не стану рвать его или жечь. Мишель обнаружит пропажу. Я просто подменю его на другое…»
2
Василий и Ольга разглядывали фотографии. Цвет получился не очень естественным, зато качество — отменное. Они выбрали лучшие шесть снимков: три, запечатлевшие «фарцовку» возле Большого универмага, а другие три — незаконный обмен валюты. Аркадий-фарцовщик имел на фотографиях вид угрюмый и даже слегка презрительный, а Аркадий-валютчик подобострастно заглядывал в глаза клиенту. На одном из снимков отчетливо читалась цифра — 50 долларов.