Terra Insapiens. Замок

Григорьев Юрий Гаврилович

Вернувшись во двор, Паскаль огляделся.

— А куда наш художник подевался?.. Пойдём к нему в комнату. У него там целая галерея рисунков.

Они прошли в комнату Маркуса. Его самого в комнате не было. По стенам действительно висела целая галерея цветных карандашных рисунков, придававшая всей комнате пёстрый вид. Все рисунки держались на кнопочках. Артур стал внимательно их рассматривать. Преобладали чёрные и красные цвета, в которые иногда причудливо врывались зелёные, жёлтые и голубые. Артура

привлекло лицо женщины, выполненное в почти пикассовской манере, с перекошенными чертами лица. Но взгляд её был живой и притягивал к себе. Губы были полуоткрыты, как будто она собиралась что-то сказать. Мысленно он назвал её — «Дора Маар с кошкой без кошки».

— Вот на эту глянь, — сказал Паскаль.

Артур подошёл и всмотрелся. На первый взгляд это была хаотическая вязь штрихов и линий, не несущая каких-либо образов. Но всматриваясь и чуть-чуть отойдя, Артур понял, что это лес рук, как будто растущих из-под земли и тянущихся к небу. На кончиках пальцев было что-то, напоминающее глаза. Руки изгибались и переплетались, как лианы в густом лесу. Артуру стало не по себе.

— Наверно я слишком консервативен. Все эти абстракционизмы и модернизмы — это не моё.

— А мне нравится, — отметил Паскаль. — В каждой картинке чувствуется что-то личное, важное для художника. Как будто он пытается выразить свои смутные сны.

Артур огляделся. В комнате было неуютно. На голой кровати, покрытой до пола старой, выцветшей клеёнкой, валялись вещи и ящики с барахлом.

— Где же он спит, на полу что ли?

— А он под кроватью спит. Под кровать бросил матрац и подушку. Там и спит.

— Почему?

— У него агорафобия — боязнь открытого пространства. Он мне говорил: «пустота на меня наваливается и давит».

Не дождавшись Маркуса, они вышли из комнаты.

Маркус опять стоял во дворе у импровизированного мольберта и рассматривал свою новую картину. Подошедшие Артур с Паскалем, увидели на бумажном листе дерево с округлой кроной, на котором висели два яблока, груша, и ниже сидела птица. Всё вместе создавало образ улыбающегося лица, где яблоки были глазами, груша носом, а птица с задранными вверх головкой и хвостом изображала улыбку. Маркус обернулся на подошедших и спросил:

— Ну как?

— Конечно яблоки и груша такими большими не бывают, — заметил Паскаль, — но спишем это на художественное преувеличение. А вообще прикольно. Особенно, если издали смотреть, точно какой-то озорной мальчишка с длинной шеей.

— А так? — Маркус быстро стёр резинкой птицу и несколькими штрихами набросал другую.

Теперь птица смотрела вниз, и улыбающееся лицо превратилось в грустную физиономию.

— Ну зачем ты! — расстроился Артур. — Раньше лучше было. А теперь какое-то пугало на огороде.

— Одна птица улетела, прилетела другая, и всё изменилось. Как мне это знакомо! — качая головой, произнёс Паскаль. — У меня настроение, бывает, меняется несколько раз на дню от каких-то пустых вещей или мыслей.

Маркус

содрал листок, скомкал и бросил под ноги. Подумав, два раза топнул ногой по смятому листу, выдернул «мольберт» из трубы и пошёл в комнату, глядя под ноги. Лопата волочилась за ним следом.

Растерянный Поэт подошёл к друзьям.

— Надо что-то делать! У Сократа разболелся зуб. Он не может репетировать пьесу.

Все направились в комнату Сократа и через минуту вышли во двор вместе с несчастным греком. Он держался за правую щеку и тихонько постанывал. Подошёл Андрон и стали обдумывать положение.

— Нужно найти шёлковую нитку или тонкую капроновую леску, — предложил Паскаль. — Ниткой обвязать больной зуб, а другой конец нитки привязать к двери. Я захлопну дверь и зуб вырвется. У меня так в детстве зуб вырывали.

Подошли Судья и Писатель, подключились к обсуждению.

— Надо идти к Хозяину, — как всегда внушительно убеждал Судья. — Разогнал всех врачей, пусть теперь сам зубы лечит.

— Живём, бог знает, в какой дыре! — возмущался Писатель. — В нормальной больнице десятки врачей — от хирурга до стоматолога.

Неизвестно откуда, как из-под земли, появился Демон и направился к ним.

— Что за сборище? — грозно вопросил он. — Андрон, в чём дело?

— У Сократа разболелся зуб, — пояснил Андрон. — Надо вырвать.

Демон подошёл к Сократу и спросил его:

— Какой зуб?

Сократ показал пальцем. Демон бесцеремонно оттянул своими пальцами его щеку и оглядел зуб.

— Андрон! — обернулся он. — У тебя в комнате инструменты. Принеси узкогубцы.

Андрон без промедлений побежал в свою комнату.

— Какие узкогубцы? — заволновался Сократ. — Не надо узкогубцы. Мне нужно обезболивающее.

— Боишься боли? — удивился Демон. — Какой же ты философ? Разве твои стоики не научили тебя презирать боль?

Андрон прибежал с узкогубцами.

— У меня есть для тебя прекрасное обезболивающее, — усмехнулся Демон.

Он сделал шаг к Сократу и, коротко и резко, ударил его кулаком в грудь, в солнечное сплетение. Сократ охнул, схватился руками за грудь и согнулся. Демон левой рукой схватил его за волосы, задрав ему голову. Правой рукой выхватил у Андрона узкогубцы и засунул их в отрытый рот Сократа. Одно ловкое движение — и зуб был вырван. Отдав его вместе с инструментом Андрону, Демон ухмыльнулся и сказал:

— Всего-то делов! Пусть прополощет рот содой и прижмёт десну ватным тампоном.

Повернулся и пошёл прочь.

Всё произошло так быстро, что никто не успел опомниться. Сократ стоял по-прежнему согнувшись, выпучив глаза, широко открыв рот. Рукой он ощупывал своё лицо.

— Как вы? Нормально? — участливо спросил страдальца Паскаль.

Сократ ничего не отвечал, тихо постанывая и потирая рукой щеку.

Андрон с интересом вертел узкогубцы перед своим лицом, рассматривая вырванный зуб.