Террариум черепах

Крис-Джейн Кира

мама, штрихи для уюта. А мне уже хоть на том самом

чердаке жить, без разницы, главное, подальше от Макса.

Обустройство своей комнаты я оставила маме, сказав,

что полностью доверяю её вкусу. Не скажу же я, что

на самом деле мне совершенно плевать, какой будет моя

комната, потому что я никогда не смогу считать этот

дом по-настоящему своим. Так что, входя в свои

апартаменты, я ожидала чего-то нежного, умиротворяюще

пастельных

тонов, светло-голубой, нежно-розовый, бежевый…

В общем, зная маму, ожидала, что в моей спальне

всегда будет царить весна, даже осенью.

Когда я вошла, я поняла, что совершенно не знаю

маму. Серьёзно, вы бы это видели. Плотные чёрные

шторы из байки, напольное покрытие, имитирующее

мокрый асфальт, обои, изображающие каменную кладку

и большая фреска у кровати с запечатлённым на ней

мостом, одинокой лавкой и безжизненным деревом. Я сама

никогда бы не обставила всё лучше. Моя мама просто

волшебница. Что ж, пусть этот дом мне и не нравится,

и я абсолютно уверена, что проживание здесь не сделает

меня счастливой, но моя комната - это просто фантастика.

Когда я считала, что все наши проблемы с Максом

разрешатся, когда мы переедем в новый дом и разойдёмся

по разным комнатам, я, увы, жестоко ошибалась. Мы оба

были чертовски неправы, когда считали, что в доме всё

изменится, так как он большой, и мы возможно даже не

будем видеться, а в одной квартире живём, как в аду.

На самом деле, это были ещё цветочки.

Как ни странно, но всё самое ужасное началось после

переезда.

Семьдесят шесть

Начиналось всё довольно-таки, можно сказать, безобидно.

С разногласия музыкальных вкусов, так сказать. А если

точнее, Макс врубил чёртов тяжёлый рок, а я пытаюсь

делать алгебру. Я честно стараюсь не создавать конфликт,

не лезть на рожон первой, но это очень тяжело, когда

ты пытаешься разобраться в уравнениях, а за стенкой

орёт Rammstein. Я продержалась где-то двадцать минут, в

надежде, что в Максе всё же проснётся совесть, он

вспомнит, что теперь живёт не один, что за стенкой, в

конце концов, я, пытающаяся грызть гранит науки. Но

это совершенно бесполезно, какая к чёрту совесть, это

же Макс.

Поэтому я кидаю учебник на кровать, выхожу из

комнаты и стучусь в соседнюю дверь. Как в общаге,

ей-богу. Макс открывает дверь, и меня буквально-таки

оглушает криком Тилля.

– Я пытаюсь делать уроки, - говорю.

– И что?

– Макс, если ты ни хрена не делаешь,

хотя бы не

мешай другим.

– Это всё?

– Выруби музыку.

– Потому что ты просишь? Извини, не слишком

мотивирует.

И захлопывает дверь. Какого хрена?

Ладно, не на ту напал.

Возвращаюсь в свою комнату, беру телефон, нахожу

самую шумную из песен Papa Roach, подключаю телефон

к колонкам и врубаю полную громкость. В первую секунду

жутко бьёт по ушам, но я не собираюсь признавать

поражение. Посмотрим, кто кого. Кажется, будто вибрирует

вся комната, уши уже болят.

И пяти минут не прошло, а Макс долбит в дверь.

– Чего? - ору я, открывая её.

– Выруби на хрен свой Papa Roach, - орёт он в ответ,

с трудом перекрикивая «Burn».

– Выруби на хрен свой Rammstein, - парирую я и

захлопываю дверь. Пошёл к чёрту, я вошла во вкус.

Тут он стучится снова, я вновь открываю, а он,

ни слова не говоря, проходит в комнату, вынимает

штекер колонок из разъёма телефона, отсоединяет колонки

от розетки, берёт их и выбрасывает с балкона. Я молча,

не шевелясь, стою и пялюсь на него. Наконец, ко мне

возвращается дар речи, и я воплю, как полоумная:

– Ты что, совсем охренел?! Ты псих, что ли?!

А он смотрит на меня, так спокойно, умиротворённо,

что мне хочется его придушить. Но вместо этого я

выбегаю из своей комнаты, забегаю в его и закрываю на

замок дверь. Здесь всё ещё орёт Rammstein. Я проделываю

с колонками то же, что и он с моими, только отсоединяю

их от системного блока, и выкидываю на улицу.

Смотрю вниз, там валяются мои старенькие белые

колонки и его новые, с чистым глубоким звуком, чёрные.

Хоть какое-то утешение.

– Твою мать.

Я вздрагиваю и оборачиваюсь

– Ты всё-таки их выкинула, - говорит Макс, на

удивление спокойно.

– Как ты вошёл?

– На наших дверях одинаковые замки, поэтому ключ

от твоего подходит и к моему.

– Ещё одна хорошая новость, твою мать.

– Что мы теперь будем делать? - спрашивает Макс

и тоже свешивается с балконных перил, чтоб посмотреть.

– Избавимся от улик, - пожимаю плечами я. - Даже

если родители и зайдут в наши комнаты, они вряд ли

заметят пропажу колонок.

– Тогда пойдём вынесем их на помойку.

Мы расходимся по комнатам, одеваемся и спускаемся

вниз. От колонок мало что осталось, приходится обыскать