Террариум для Царевны-лягушки

Луганцева Татьяна Игоревна

– Черт! Наелась кислых щей, теперь язва моя обострилась! Кормят больных черт знает чем, а мы вместе питаемся... Не привезешь же им помои, а нам бутерброды с икрой? Вот и едим месиво из одного котла. Нет, мы, конечно, не должны есть больничную пищу, но ее столько остается. Вы, кстати, ели? Хотя вы только что в себя пришли! – махнула рукой Вера и встала с лавки. – Пойдемте ко мне, я все-таки полечу себе желудок.

Меланья с трудом поднялась со скамейки и поковыляла вслед за медсестрой в корпус. Хорошо, что не пришлось долго идти, дежурка находилась сразу же по левую сторону. В кабинете творился жуткий хаос, громоздились кипы пожелтевших бумаг, тюки с бельем, по виду которого ни в жизнь было не понять, чистое оно или нет. Также в это небольшое помещение были воткнуты

драный, давно списанный диванчик и стол с покосившейся столешницей.

– Садитесь, – снова забыла Вера, указывая Меланье на диван.

Та все так же осторожно подчинилась. Сидеть на мягком оказалось еще более неудобно, чем на твердом. Вера с трудом открыла перекошенную форточку. Окно, видно, не мыли уже несколько лет. Сквозняк поднял столб пыли, и Меланья чихнула.

– Да, здесь бы прибраться не мешало... – согласилась Вера. – Да мне все некогда. Дел невпроворот. Я по совместительству сестра-хозяйка, только и занимаюсь заменой описанного постельного белья или измазанного нечистотами на чистое.

Меланью даже затошнило от ее слов. А Вера вытащила из-под стола коробку, достала из нее бутылку и, дунув в стаканы сомнительной чистоты, разлила водку. Не дожидаясь тоста, чоканья или хоть каких-то комментариев от гостьи, Вера залпом выпила водку.

– Ох, хорошо! Просто – душевно!

Меланья так и осталась сидеть с открытым ртом и полным стаканом.

– Как-то не так я представляла лечение желудка. Да что там говорить, вообще лечение, – сказала она.

Вера налила себе вторую порцию и мрачно посмотрела на свою собеседницу.

– А ты не паникуй раньше времени! – перешла она на «ты». – Кто тут из нас медик? Между прочим, язву и раньше спиртом лечили. Пусть не в таком количестве и пусть с яичным белком и солью. Но у меня свои рецепты. Большая язва, а то и две! Поэтому больше водки! Полная дезинфекция! Доказали, что язву вызывают какие-то бактерии, а они спирт не любят, то есть он их убивает!

– Логично, – согласилась Меланья и посмотрела на свой стакан.

– Не смотри – пей! И боль пройдет! Тебе полезно!

– А что со мной? – спросила Меланья.

– Так вот... – махнула вторую порцию Вера. – Тебя привез какой-то польский дядька, совершенно не подходящий под описание, которое ты дала.

– Водитель грузовика, то есть фуры, – поняла Меланья.

– Да, машина была не из легковых, перегородила нам тут все. «Скорая» припарковаться не могла, – согласилась Вера. – Он тебя и сдал, сказав, что тебя не знает, что вроде ты русская, что подобрал по дороге... Мол, была ты с мужиком. Стоп! Уж это не с тем ли, о котором ты так нелестно отзывалась?

– С ним...

– Вот! Мол, он бросил вас, то есть развел. Денег не отдал и сам исчез, а тебе после этого резко стало плохо, и водитель очень испугался. Тебя всю дорогу рвало, а потом ты вообще отключилась. Вот он и дал задний ход, свернул с дороги и отвез тебя сюда. Так ты оказалась у нас. Как и многие наши пациенты. Без имени, без документов, с загадочной историей...

Меланья выпила водки и усилием воли удержала ее в себе.

– А мне можно пить? – поздновато спросила она.

– Тебе? Да, что с тобой станется? Отравление у тебя было, желудок промыли, лекарства вкололи. Продезинфицируешь все внутри. А вот про перелом копчика врачу не говори, а то мне влетит, что не уследила. Я сегодня дежурная и за порядок отвечаю! У нас нехватка медицинского персонала, – сообщила Вера и вылила остатки водки себе в стакан. – Хорошо?

– Хорошо... Только я одного понять не могу... – допила от горя и боли свою водку Меланья.

– Чего?

– Ты говоришь, что я без документов.

– Ну, так и есть.

– Так со мной же и сумка была, и паспорт, и деньги... – захлопала длинными ресницами Меланья.

– Не было ничего.

– Вот ведь паразит! Водитель упер!

– Денег много было? – спросила медсестра.

– Достаточно.

– Не знаю, произвел впечатление порядочного человека. Да и зачем ему тогда светиться и привозить тебя сюда? Скинул бы на обочину, да и поехал бы дальше. Ему выгоднее, чтобы тебе не оказали медицинскую помощь.

–

Не все пойдут на убийство! – не согласилась Меланья. – И еще я одного не понимаю...

– Чего? Где ты так траванулась?

– И это тоже. Но сейчас не это главное...

– А что может быть главнее того, что так отравилась, что чуть не померла?! – удивилась раскрасневшаяся Вера.

– Мой парень... Как он мог поступить так со мной? Хуже, чем с бешеной собакой. Мы же были вместе, мы были одной командой. Он видел, что мне плохо. И бросил именно в этот момент. Это же бесчеловечно! Оставить женщину, доверившуюся тебе, в машине, с незнакомым мужчиной, в чужой стране, в полуобморочном состоянии. Как он мог? Он казался странным типом, но уж точно не подлецом. – Меланье захотелось плакать.

– Все мужики сволочи! Странно, что ты поняла это не в двадцать лет, а только сейчас, – вздохнула Вера. – Мой четвертый... или третий? Или четвертый муж? Тьфу! Неважно! Он был поляком, но помимо этого был большой сволочью... Мы познакомились в Воронеже, где я жила, он привозил товар на рынок. Останавливался у меня, говорил слова, которые мы, бабы, очень любим слышать. Ты понимаешь, о чем я? Это мне сейчас ясно, что он просто экономил. Не надо было платить за гостиницу, и баба под боком, и койка, и жрачка! А потом бизнес у него навернулся, ну он и разыграл из себя несчастного Ромео, пропадающего без своей Джульетты и страстной любви. Как он меня уговаривал! Я-то медсестрой всю жизнь работала, он обещал, что и в Польше буду работать в больнице для русскоговорящих! Представляешь? Я-то и поверила! А потом, все-таки заграница! Родители у меня к тому времени уже умерли. Сын, которого я родила рано, в шестнадцать лет, жил отдельно. Вот я и рванула шесть лет назад сюда за любимым. А мой Ромео оказался нищим крестьянином на заброшенном хуторе, и ему требовалась хозяйка, а по совместительству повариха, уборщица и просто ломовая лошадь. О любви речи сразу же прекратились, работать медсестрой в той глуши просто было негде. А без знания польского языка меня бы никуда и не взяли. Это я теперь понимаю. А ведь приехала сюда наивной дурой в сорок лет. Так и пахала с утра до вечера, руки превратились в почерневшие культяпки. Жуть!

– А вернуться домой? В Россию? – спросила Меланья, на минуту даже позабыв о своих злоключениях и о боли в копчике.

– Так я же сдуру, поддавшись на его уговоры, продала свою двухкомнатную квартиру в Воронеже и отдала деньги ему на «поправку бизнеса». Ой, какие же мы бабы бываем дуры! Ужас! Ты радуйся, что твой слинял на начальном этапе. Не завязла еще, как я. Сама себе же и отрезала пути к отступлению! Денег своих я больше, конечно, не увидела. Возвращаться мне было некуда. Не сыну же на голову, у него тогда только ребенок родился. А тут картина «явление блудной мамы» из фильма «Короткое польское счастье». Нет, не могла я вернуться. Так и решила, что это мне наказание свыше. Муж пьянствовал с мужиками, собирал всю пьянь в деревне, они о чем-то громко говорили на своем языке, а я обслуживала. И как-то до меня дошло, что это они меня обсуждают и надо мной смеются. Я поняла, что надо что-то делать. И выход был найден. У меня была одинокая старая соседка – полька. Она сначала меня никак не признавала, а потом, видимо, пожалела, увидев, как я пашу и днем и ночью. Я стала помогать и ей в огороде, так как полоть она не могла, у нее жутко болели суставы, а она начала меня учить польскому языку. Ох, лучше бы я его не учила! Я ведь стала понимать, что эта скотина говорит про меня своим дружкам! А соседке я стала делать уколы и лечить суставы, ей становилось значительно лучше. Она умерла у меня на руках в возрасте семидесяти восьми лет. Последние два года мы с ней сильно сблизились. У меня, кроме нее, не было никаких знакомых, она научила меня языку, а я облегчала ей страдания от болезни и избавляла от одиночества. Неожиданностью оказалось то, что за год до смерти соседка свою халупу и счет в банке завещала мне. Наверное, она хотела хоть как-то помочь, – глотнула водки Вера. – Извини! До сих пор ее вспоминаю! И в храме, когда бываю, всегда за нее свечку ставлю. Ну и пусть католичка! Бог – один для всех нас, людишек!