Территория сердца
Шрифт:
— Да, бл……
— Точнее и не скажешь, — согласилась Алла. — Твоя сила в том, мой маленький мышь, что она тебя не понимает. Совсем. Вы словно две параллельные вселенные. Она жалуется — ты молчишь, она истерит — ты спокойна, она ластиться — ты дрожишь от страха и огрызаешься, она ищет выгоду — ты вольно или не вольно стараешься помочь, она подчиняется — ты делаешь по-своему. Ох и заварили мы с тобой кашу, мышонок. Одно меня радует — наш технический отдел. Надо ж такую фигню придумать — смайлики в расписании. Засранцы гениальные!
Я тихо засмеялась — смайлик продолжал мне
17
И смайликов с каждым днем становилось все больше. Если я все делала правильно и замечаний не было — они мне улыбались, иногда — грозили пальцем, иногда, всего пару раз за почти три недели, — были нахмуренными и сердитыми. Этот своеобразный язык знаков, который использовал Александр Юрьевич, стал почти игрой, только очень серьёзной, в которой я понимала: улыбка — это не просто дружеский жест, а своего рода одобрение.
После памятной стычки Елена сильно притихла. Она выполняла свои обязанности, как будто на автопилоте, и, если раньше её хватало на саркастические замечания и холодные взгляды, теперь она предпочитала не разговаривать ни со мной, ни с Аллой, если только это не касалось рабочих моментов.
И, честно говоря, я этим наслаждалась. Тишина в приёмной была по-своему уютной, и отсутствие её мелочных интриг давало мне возможность сосредоточиться на своей работе. Мне казалось, что за эти недели я, наконец, начала чувствовать себя уверенно в роли, которая ещё недавно казалась мне чем-то чуждым и пугающим. Алла все больше и больше погружала меня в тонкости своей работы, гоняя как школьницу. К середине декабря меня уже не пугали страшная терминология и технические подробности работы компании. И Алла уже не боялась делегировать мне часть своих полномочий. Ее самое, казалось, забавлял тот индивидуальный стиль общения, который выбрал Болотов в отношении меня — немного личный, но не переходящий границ и весьма выразительный. Когда Александр Юрьевич впервые отправил мне сердитый смайлик в ответ на прикреплённые к совещанию документы, Алла откровенно расхохоталась, почти до слёз. Её заразительный смех эхом разлился по приёмной, и, глядя на её реакцию, я не знала, что и думать. Она весело махнула рукой в сторону кабинета:
— Иди, мышонок, на разбор полетов. Глядишь, поймем, чем ты не угодила царю батюшке. Он, похоже, хочет поговорить.
Елена скосила на нас глаза, не понимая, над чем мы обе хохочем. Этот странный способ общения связал только нас троих. Ни она, ни Влад даже не догадывались, что вытворяет владелец компании.
— Перекрестите на дорожку, Алла Викторовна, — в тон ей отозвалась я, собирая документы в папку — делать отметки на бумаге все равно удобнее.
— Бог в помощь, девочка, — хохотнула она под сердитым взглядом Лены.
Подходя к кабинету Александра Юрьевича, я уже привычно постучала и тихо вошла. Он сидел за столом, углубившись в чтение очередного отчета, но, увидев меня, поднял взгляд. Его лицо оставалось таким же непроницаемым, как всегда, но в глубине глаз я уловила что-то вроде усталости и лёгкой иронии. Казалось, что этот смайлик был скорее попыткой разрядить ситуацию, чем настоящим недовольством.
— Садись, Лучик, — вздохнул он.
Я
— Лучик, ты этот пресс-релиз про меня сама читала?
Понятно, опять меня отчехвостят за работу пресс-службы.
— Лучик, — Болотов вздохнул, — я не самая медийная личность, да мне этого и не надо — пусть Влад отдувается. Он моложе, красивее, ярче. Таких как он любят СМИ, а я не против, поэтому и отдал ему должность.
Я тихо улыбнулась, услышав это неожиданное признание. От Александра Юрьевича сложно было ожидать такого рода самокритики. Обычно он был уверен в себе во всех аспектах, но, кажется, когда речь заходила о медийности, он предпочитал оставаться в тени.
— Но черт возьми, мышонок, раза два в году, когда нужно упомянуть и отца-основателя, можно это будет сделано…. Ну хотя бы не так сухо?
— Я…. его немного поправила. Но по уму — нужно переделывать полностью. Не хочу переходить дорогу Виктору Матвеевичу.
— Давай договоримся, мышонок, раз уж ты стала моим вторым помощником, ты отвечаешь за все, что касается лично меня. Я не прошу тебя взвалить всю работу пресс-службы на себя, только в той части, когда речь идет обо мне непосредственно. Ты в этом — профессионал, поэтому не бойся править Витю. Он тебе только спасибо скажет — они и так перегружены по полной.
Второй помощник? Вот это новость. А зарплату мне, интересно, увеличат?
— Так, мышка, сколько времени тебе нужно, чтобы закончить с пресс-релизом?
— Двадцать минут, — буркнула я.
— Хорошо. Занеси в таблицу поручений. Через двадцать минут жду. Через тридцать, — он глянул на часы, — занесешь с кофе.
— Нет, — вырвалось у меня прежде чем я успела подумать. Снова.
— Что, нет? — Александр поднял глаза на меня.
— Не кофе, — ну вот зачем опять лезу на рожон? — занесу с чаем. У вас щеки покраснели — я сегодня вам занесла уже пять чашек. Перебор.
Изумление и шок на лице Болотова сменились ехидной улыбкой.
— Наглеешь, мышонок?
— Если вас хватит удар на рабочем месте — я лишусь перспективной работы, — ровно ответила я, сама не зная, что делаю. И главное — зачем?
— Ладно, мышка, — он не стал спорить, — чай, так чай. Осталось 25 минут.
Ну и как ему все равно удается оставить последнее слово за собой?
Алла пристально наблюдала за мной, и все чаще в ее глазах я видела удовольствие и одобрение. Не знаю, чем это было больше вызвано: моими успехами в работе или тем, что я, наконец, перестала шарахаться от начальника как черт от ладана, но итог был одним: она была довольна.
Как и Влад, который, по всей видимости, решил, что моя квартира — его законная нора. В которую он может сбежать, если совсем невмоготу. Я уже даже перестала разбирать его кошачью лежанку, как мы стали ее называть.
Странные у нас были отношения: мы вообще не воспринимали друг друга как мужчина и женщина, скорее как брат и сестра. Я завидовала Владу, но не в плане финансового положения, а в плане того, что он рассказывал об отце. И понимала, что хотела бы…. Что? Оказаться на его месте?