Территория сердца
Шрифт:
— Здесь хранятся некоторые вещи, которые мне дороги, — тихо сказал он, не глядя на меня. Его голос был необычно мягким, как будто он впускал меня не только в физическое пространство, но и в свои личные переживания. — Подарки, которые мне дарили дорогие мне люди и друзья, книги….
Он провел меня к стеллажу, действительно скрытому от посторонних глаз, почти незаметному со стороны. Часть этого стеллажа была застеклена и закрыта на ключ. За стеклом, выстроились в безупречном порядке кристаллы, друзы и ограненные камни. Они лежали на бархатных подложках, каждый из них представлял
— Моя коллекция, — тихо сказал Александр, и в его голосе звучали одновременно гордость и глубокая грусть, как будто эти камни хранили не только его страсть, но и нечто более личное.
— Группа кварца, — прошептала я, не осознавая, что говорю вслух. — Вы собираете только кварц, так?
— Верно, мышонок, — кивнул он, слегка усмехнувшись, но его взгляд оставался внимательным и погружённым в воспоминания. — У каждого из этих камней своя история. Каждая грань — это часть времени, прошедшего через века. Как и у нас, у этих камней есть свой путь. Долгий и неизменный.
— Невероятно, — я не могла оторвать глаз, — они…. уникальны. Кварц с уникальными включениями. Как вам удалось собрать такую невероятную красоту?
Александр стоял рядом, его присутствие ощущалось почти физически, хотя он был спокоен и сдержан. Я услышала, как он тихо вздохнул, прежде чем ответить.
— Это было не быстро, — сказал он, его голос звучал глубоко, словно он сам погружался в воспоминания. — я собирал их годами, многие дарила мне…… Лида. В каждом из этих камней — не только редкость, но и часть тех мест, где я когда-то работал или бывал. Они — как память о том, что не вернётся. И о том, что останется.
Его слова заставили меня взглянуть на коллекцию по-новому. Эти камни не были просто горными породами. Они были символами его прошлого, его жизни, его потерь.
— А этот… — Александр осторожно взял у меня ключи и открыл дверцу, взял в руки один из кристаллов — прозрачный волосатик — кварц с иголочками золотистого рутила, — был найден на одном из месторождений, где мы начинали. Когда всё только закладывалось. Его Лида нашла…. Случайно… просто стукнула лопатой и…. Он и положил начало всей коллекции.
Камень лежал у него на ладони, символизируя начало и…. конец.
— Знаешь, — Александр прервал мои мысли, не убирая камень, — этот кристалл был для неё важен. Мы с Лидой… строили свою жизнь на таких мелочах. Маленькие моменты, которые значат больше, чем крупные достижения. Камень как символ нашего начала… А когда она ушла, я собрал эти символы воедино.
Я смотрела на кристалл, не смея заговорить, потому что слова не могли выразить того, что я чувствовала в этот момент. Камень в его руке казался слишком тяжёлым для сердца, но слишком лёгким, чтобы удержать воспоминания.
В носу у меня предательски защипало, от кома в горле стало больно дышать.
— Моя мама… — голос едва не дрогнул, но я продолжила, глядя на камни, — мы с ней искали агаты.
— И…. ты хранишь свои агаты? — спросил он, неожиданно мягко, словно знал, что этот вопрос пробьёт мои внутренние барьеры.
Я кивнула, чувствуя, как слёзы подступают, но стараясь сдержаться.
— Да… — прошептала я. — Они… всё, что осталось.
Александр молча убрал камень на место и с лёгким щелчком закрыл стеклянные дверцы стеллажа. В тишине я невольно опустила взгляд ниже и увидела несколько полок, уставленных книгами. Их было много. Одни — в дорогих кожаных переплётах, другие — альбомы с яркими иллюстрациями заповедников, книги по геологии, минералогии, многие из них выглядели потрёпанными, будто перечитывались не один десяток раз, некоторые, напротив, стояли нетронутыми — дорогие подарки, не привлекающие внимания.
Я невольно задела переплеты рукой, провела по ряду, машинально улыбнулась, заметив среди них «Уральские сказы» Бажова.
— Любимая книга Влада в детстве, — пояснил Александр. — Он мог слушать их часами, как на повторе.
— И какую любил больше всего?
— «Кошачьи уши» и «Золотой полоз». Уверен был, что когда-нибудь эту кошку встретит. Каждый раз, когда мы шли в тайгу, он искал её следы, а когда было совсем тихо, замирал, будто прислушиваясь к чему-то, что могло бы указать на её присутствие. И осматривал каждый пригорок на предмет наличия ушей.
Моя рука скользнула дальше, к самой потрепанной книге, название которой читалось плохо, но мне не нужно было читать, чтобы знать, что это за книга — библия всех геологов.
Машинально взялась за корешок. Хозяин не возражал, молча стоял рядом.
Я сняла книгу с полки, чувствуя, как её обложка привычно ложится в руку— потрёпанная, перечитанная десятки раз. Каждый геолог, кажется, был связан с ней особыми нитями. Открыв её, я осторожно провела пальцами по страницам, знакомым до боли.
— Это издание… того же года, что было у…. нас, — прошептала я, не глядя на Александра. Внутри всё сжалось, и в горле снова появился знакомый ком.
Внутри разливались волны живой, нестерпимой боли от нахлынувших воспоминаний. Я резко поставила книгу обратно и круто развернулась, собираясь уйти, но почти сразу едва не врезалась в Александра. Он стоял настолько близко от меня, что мое лицо почти касалось его плеча.
Я замерла, но он не сделал ни малейшей попытки задеть меня или остановить. Просто стоял, не двигаясь, но при этом, не давая уйти. Всё вокруг, казалось, слилось воедино — и моя боль, и его присутствие, и запах его парфюма, который был таким тёплым, сильным, кружащим голову, знакомым до боли.
— Не уходи… — попросил он, все так же не шевелясь. Его дыхание касалось моих волос.
— Эта боль когда-нибудь уйдет? — глухо спросила я. — Она когда-нибудь закончится?
— Нет, — ответ был предельно честным. — Никогда, Лучик. Она с нами всегда. Внутри нас. Время лишь слегка притупляет ее, загоняет глубже, но не лечит. И мы вынуждены жить с этой болью. Ты, я, Влад… Аля.