Террор после 1917. Супертеррор. Сопротивление.
Шрифт:
По камням ночной столицы,
Провозвестник Божьих гроз,
Шёл, сверкая багряницей,
Негодующий Христос.
Темен лик Его суровый,
Очи гневные светлы.
На веревке, на пеньковой,
Туго свитые узлы.
(«Шёл», май 1918 г.)
Всё нормально — всё по Божьему, — это Божья гроза для России, кара, объясняла доступно З. Гиппиус, и новый лобастый Спаситель России от царизма только успевает завязывать очередные кровавые узелки.
Новоявленный Мессия-Спаситель со своими
Но тот, кто двигал, управляя
Марионетками всех стран, —
Тот знал, что делал, насылая
Гуманистический туман:
Там, в сером и гнилом тумане,
Увяла плоть, и дух погас.
умрёт в муках у него на глазах, и наслаждался медленной смертью поэта, да и Ленин сыграл в судьбе поэта свою гибельную роль. К тому же обнаружились страшные, антисемитские дневники Блока. Проблема была в том, что Блок был слишком знаменит, чтобы запросто его застрелить. В своем исследовании В.А. Солоухин писал: «В мае Блок ещё ездил в Москву, где были организованы его вечера. По возвращении приступ повторился, и Блок уже не воспрянул, он слёг в постель. Своей матери он пишет: «Делать я ничего не могу, всё болит, трудно дышать».
В своё время я разговаривал об этом с академиком медицины, главным хирургом Института им. Склифосовского, профессором Борисом Александровичем Петровым, (который) рубанул: «Не знаю, что думают ваши литературоведы. Больше всего это похоже на яд. Его отравили».
Ходатайство Горького и Луначарского рассматривалось на Политбюро (!) 12 июля под председательством В.И. Ленина. Решили — на лечение за границу Блока не выпускать. Они, как вы, наверное, догадываетесь, боялись, что европейские медики поставят правильный диагноз, обнаружат, и объявят всему миру, что Блок отравлен».
З. Гиппиус ещё долго хвасталась, — когда Блоку было очень плохо от голода, холода и болезни, то он всё равно смотрел на неё — красавицу влюбленными глазами, но она идеологического врага (с её слов) не могла простить! (А помните в предыдущей книге, — что она вместе с Гершензоном и Эфросом про смерть В. Розанова выдумала?). И эта негодяйка ещё умудрилась на подобных мемуарах заработать немалые деньги на Западе.
Потом ленинские специалисты по пропаганде попытались осуществить коварный выверт, чтобы не объясняться, и чтобы народ особо не задумывался над поэмой, и чтобы поиметь от этого знаменитого умника пользу — после смерти назвали Блока «красным певцом», «певцом революции», из поэмы «Двенадцать» нагло сделали гимн революции, и таким образом украсили себя, как орденом, знаменитым загубленным ими поэтом. Этот подлый прием не нов, — в середине 19-го века такое уже вытворял «прогрессивный» критик Писарев. Когда И.С. Тургенев написал просветительский роман «Отцы и дети», однозначно осуждая грядущего бомбиста, нигилиста Базарова, то Писарев умудрился из никчемного грызущего ногти на грязных руках и потерявшего всякий смысл жизни интеллигента Базарова сделать героя «нового времени», и убедить многих, что Тургенев, якобы, так и задумал показать бунтаря-героя, распропагандировать. А уж как после этого большевикские и советские идеологи эту идею «развили».
К весне 1918 года очевидное увидели многие русские интеллигенты, не только Блок, и наконец-то поняли произошедшее в 1917-ом. И в интеллигентской среде с большим опозданием вспыхнул антисемитизм, уже совсем бесполезный и беспомощный антисемитизм. Ярый защитник равноправия евреев при царизме — Екатерина Кускова в своей статье в «Еврейской Трибуне» в те годы писала:
«В №138 «Еврейской Трибуны» С.Л. Литовцев-Поляков спрашивает меня и других утверждающих, что в России растёт антисемитизм, даже среди интеллигенции —
Скажу больше: это чудовищно, но антисемитизм развивается не только в русской интеллигенции, но и в еврейской. Приведу несколько примеров. Встречаю женщину-врача, еврейку. Долгий разговор на тему: «Еврейские большевистские администраторы испортили мне мои прекрасные отношения с местным населением. И это население относится ко мне теперь отвратительно; я чувствую себя отвратительно.
Ров вырыт. Но когда я смотрю на евреев-большевиков, издевающихся над русским населением, я сама себя чувствую антисемиткой». И это — далеко не единственный пример.
Вот городская учительница:
«Понимаете, меня ненавидят дети, вслух орут, что я преподаю в еврейской школе. Почему в еврейской? Потому что запрещено преподавать Закон Божий и выгнали батюшку. — Да, потому что в Наркомпросе — все евреи, а вы от них поставлены!»
Вот гимназистки, гимназисты. Какие разговоры? О насилиях евреев. Молодежь вообще более антисемитична, чем старшие. Я уже не говорю о взрослых, которые на каждом шагу говорят: «Ну, знаете, довольно, достаточно! Показали они себя, помучили нас!» Всё это до ужаса противно. Но всем этим — полна русская жизнь сейчас. Настолько полна, что официальный орган большевиков, Политуправление, разослал прокламацию, в которой разъясняет, почему в администрации так много евреев: «Когда российскому пролетариату понадобилась своя интеллигенция и полуинтеллигенция, кадры административных и технических работников, то не удивительно, что оппозиционно настроенное еврейство пошло ему навстречу. Пребывание евреев на административных постах новой России, — совершенно естественная и исторически неизбежная вещь, будь эта новая Россия кадетской, эсеровской или пролетарской». Ибо русской оппозиционной интеллигенции недостаточно. А раз это неизбежно и «на месте прежнего Ивана Петровича Иванова сидит теперь Арон Моисеевич Танкелевич», продолжает прокламация, то от неприятных ощущений при такой перемене следует «излечиться».
Уже в апреле 1918 г. Совет Народных Комиссаров г. Москвы и Московской области опубликовал — как будто лишь для своей области циркуляр к Советам «по вопросу антисемитской погромной агитации». Однако этот циркуляр был растиражирован через газету «Известия» с обращением ко всем Советам, — что необходимо провести ряд разъяснительных мероприятий: «специальные заседания Советов, посвящённые еврейскому вопросу и борьбе с антисемитизмом», «митинги и лекции с агитационной кампанией». Эта кампания Ленина особенно обрадовала нашего современника из Израиля Я. Рабиновича, который в 2005 году написал для своих:
«Безусловно, что наваждение лицами еврейской национальности ведомственных учреждений в центре и на периферии вызывало не только возмущение, но и озлобление у русского «заблуженного народа». Ленин прекрасно понимал всю сложность ситуации и в эти месяцы весьма не упускал из виду возникшее напряжение вокруг еврейской темы».
Кроме совета «излечиться» и пропаганды — «доходчивого» объяснения замены русской элиты еврейской «естественной и исторической неизбежностью» захватчики сами принимали усилия — чтобы излечить «неправильное» покоренное население. Причем методы «полюбить захватчиков» использовались самые простые, примитивные, мерзкие и жестокие — во-первых, постоянным третированием, унижением, например, — «Рахманинову не давали залов, уверяя, что публика требует не «устаревшего музыкального хлама», а новаторских сочинений Регера и Шеньерга. Один из щелкоперов озаглавил свой пасквиль о музыке Рахманинова так: «Фашизм в поповской рясе». И Сергей Васильевич решился: надо уезжать»; таким образом, оставляя без средств к существованию, выдавливали, прогоняли с Отчизны. Во-вторых, страшным голодом — придумал лично В.И. Ленин: