Террор после 1917. Супертеррор. Сопротивление.
Шрифт:
ГЛАВА ПЯТАЯ
Технологии отвлечения покоренного народа
Если русскую интеллигенцию, этих умников, можно было выдавить третированием, страхом и голодом из страны, посадить на пароходы — и выгнать из их Родины, или запросто уничтожить — расстрелять, то что делать захватчикам с умниками из низших классов? А ведь неглупые рабочие, неглупые солдаты, особенно молодежь, могли задаться опасными вопросами — кто и зачем захватил Россию? Почему в России стало намного хуже жить? А ведь всех их не выгонишь и не расстреляешь? — Что делать?
И здесь стоит сделать комплимент Ленину
Как видим, — захватчики целенаправленно разжигали гражданскую войну — братоубийство. В мирный период до лета 1918 года захватчики натравливали в городах рабочих и солдат против русской интеллигенции, затем рабочих против крестьян — вооруженные продотряды рабочих, затем и крестьян между собой — бедных против успешных — «кулаков». Гражданская война в России имела два этапа, первый — это разжигание захватчиками братоубийства в русском обществе, затем второй — возникновение в здоровой части русского общества сопротивления против захватчиков России, формирование белых армий.
Во-вторых, Ленин развернул широкомасштабное давление на сознание людей методом пропаганды, причем пропаганды разрушения. Пропагандист захватчиков русский предатель-дебил Владимир Маяковский орал:
Белогвардейца найдете — и к стенке.
А Рафаэля забыли?
Забыли Растрелли вы?
Время пулям
По стенкам музеев тенькать.
Стодюймовками глоток
Старье расстреливай!
А почему не атакован Пушкин?
А прочие генералы-классики?
«Маяковский, завсегдатай прокуренных «Бубнового валета», «Стойла Пегаса» и «Ослиного хвоста» вдохновенно проповедовал, что из всех человеческих качеств наивысшую цену имеет ненависть — «Я люблю смотреть, как умирают дети», — орал он своим митинговым басом, и за одно это его следовало поместить в дом умалишенных, однако именно такой изобретательный садизм обеспечивал ему признание власть имущих.» — отметил в своей книге Н. Кузьмин. Кроме поэтической пропаганды, захватчики особое внимание уделили визуальному воздействию — над пропагандистскими плакатами для русских работали такие «русские» художники, как В.Н. Дени, Д.С. Моор, в «старом стиле» любить новую власть взялись художники Е.А. Кацман, И.И. Бродский, Б.В. Иогансон. Два еврейских архитектора Д.М. Коган и А.Ф. Лолейт решили построить большевикский 8-этажный «небоскреб» — здание Моссельпрома, которое так любил разрисовывать В. Маяковский.
Управлением изобразительных искусств доверили руководить, конечно же, Штеренбергу. Его стараниями с идеологической помощью Политбюро в Москве установили целую серию пропагандистских идеологических памятников. Понятно — в первую очередь патологически ненавидящим Россию К. Марксу и Ф. Энгельсу, затем в честь французских масонов-революционеров: на площади Революции — Дантону, в Александровском саду — Робеспьеру, в Новинском бульваре — Жоресу, Марату, Гарибальди и даже древнему еврейскому бунтарю Спартаку; затем русским бунтарям, которые проклинали Россию из Лондона и критиковали русских творцов — Герцену, Чернышевскому и т.п.
С театральной сцены захватчики также пытались воздействовать на народ, где в бурных грязных фантазиях изгалялся Мейерхольд: «Громадный резонанс вызвала постановка Мейерхольда «Земля дыбом». Протестовала даже Крупская. С жалобой к наркому Луначарскому обратилась известная деятельница Е. Малиновская: «гр. Мейерхольд представляется мне психически ненормальным существом. Живая курица на сцене, оправление естественных
В-третьих, захватчики взялись за «правильное» образование покоренного народа. В этой важной отрасли на ответственных постах во главе с Луначарским были все «свои». «Во всех большевистских учреждениях начальством являются евреи. Помощник комиссара по начальному образованию Грюнберг едва говорит по-русски», — отметил Генри Форд свидетельство побывавшего в России очевидца. А в деле образования главное было — это лишить русских мысли и воли к сопротивлению, к бунту против захватчиков, поэтому первым делом все старания были направлены на борьбу с патриотизмом. «Идея патриотизма — идея насквозь лживая. Преподавание истории в направлении создания народной гордости, национального чувства и т.д. должно быть отброшено — горячо убеждал учителей нарком просвещения Луначарский в начале 1918 года. — Надо ли вообще преподавать историю в правильно поставленной школе. На первый взгляд кажется диким самое сомнение относительно необходимости преподавания истории, потому что мы привыкли к тому, что уже издавна этот предмет является включённым в программу школ; в течение столетий считали мы, что знакомится с прошлым человеческого рода естественно входит в курс образовательных наук. Однако, тем не менее, весьма авторитетные и талантливые мыслители выступили против этой идеи. Никто больше, чем историки, не старался закреплять это антитворческое представление о непременной медлительности и постепенности общественного развития. Но помимо этого история в старой школе преследовала и другие определённые цели, из которых можно выделить две главные.
Прежде всего, это было обучение любви к родине, любви к отечеству. И в настоящее время ещё Всероссийский союз учителей на последнем своём съезде, идя по стопам учителей буржуазной Западной Европы, стал говорить о том, что необходимо придать изучению истории национальный характер и воспитывать в учениках «здоровую любовь к родине». Я не знаю, что разумеется под здоровой любовью к родине». Только такие враги русского народа — как захватчики-большевики могли додуматься публично доказывать учителям и соответственно русским школьникам, что любить Россию — Отечество, Родину нельзя, вредно, противопоказано.
«После Октябрьской революции для властей самая главная опасность была со стороны русского народа. Он был наиболее многочисленным, с сильно развитым чувством государственности. Словом, становой хребет всей страны. Чтобы её контролировать небольшой группе лиц, необходимо было взнуздать именно русский народ. Не трудно понять, почему тогда главным (как между прочим и сегодня) оставался лозунг о том, что наибольшая угроза Советскому государству исходила от «великодержавного русского шовинизма.» — отметил в своём исследовании И.Р. Шафаревич.
Стоит заметить, что большевики не употребляли фразу — «борьба с русским национализмом», а эти профессиональные конспираторы презрительно называли эту свою проблему — «борьба с русским Ванькой».
В-четвертых, чтобы отвлечь «простой народ» и особенно молодежь от политики и от неприятных вопросов, Ленин развернул широкомасштабную пропаганду порока, животных инстинктов в человеке. В это время исследования З. Фрейда по поводу базовых человеческих «животных» инстинктов, неизбежно находящихся в подсознании каждого человека, были свежи как свежеиспеченные пирожки. И когда вся европейская интеллигенция увлекалась выводами Фрейда и пыталась их осмыслить, — Ленин с подельниками взяли Фрейда уже на вооружение и в прикладном порядке попытались его применить — чтобы увести молодежь захваченной страны подальше от политики. Тем более, что основатель разрушительной марксистской технологии Ф. Энгельс уже рассуждал о необходимости ликвидации семьи. Через полтора месяца после захвата России у большевиков не было больше проблем, чем уделить самое пристальное внимание развалу семьи и свободной любви, — 16 декабря 1917 года ими был срочно принят декрет об освобождении женщины от семьи — «О расторжении брака», упростивший разводы до минутной формальности. Большевики мерзко, по-сатанински разрушали основы здорового общества. Этот «важный» декрет многих ленинцев сильно разочаровал — согласно Манифесту они ожидали полной ликвидации семьи и соответственно полной доступности женщин для всех.