Террор после 1917. Супертеррор. Сопротивление.
Шрифт:
Завершая повествование об идеологии свободы-разврата Коллонтай стоит отметить один интересный факт. Жизнь преподнесла тяжелый урок теоретику и практику пролетарского разврата: Дыбенко не сковывал себя верностью — жил согласно теории Коллонтай и встречных случайных «мотыльков» не пропускал, но когда у него появились две постоянные молоденькие любовницы Нина и Вера, то, судя по дневникам Коллонтай, ревность, от которой она столько лет призывала всех отказаться, освободиться от пережитка — стала её пожирать, изматывать. А когда Коллонтай обнаружила, что и её симпатичная секретарша 19-летняя Тина Дюшен вооружилась идеологией своей начальницы и стала постоянной тайной любовницей сексуального бесплодного гиганта Павла Дыбенко, то вопреки всей идеологии и «стойких» «прогрессивных» убеждений Коллонтай — у неё «прорвало плотину», и она устроила своему большевикскому мужу несколько бурных сцен ревности, после последней Дыбенко
В этом бессмыслии и опустошении у неё осталось единственное спасительное светлое пятно, греющее её, — её сын, которого, как оказалось, ей повезло родить будучи ещё в нормальном браке, имея нормальную семью, любящего мужа, ещё до создания её идеологии «семья — это тюрьма» и сексуальной свободы-разврата. И от разочарования, отвращения, стыда ей захотелось убежать на край света, уединиться, — и эта недавно боевая развратная Центробаба, а теперь поникшая усталая женщина попросила своё удивленное руководство в Кремле послать её с каким-либо заданием на длительный срок куда-нибудь подальше. — от своих «учеников», революционэров и вообще — от этой захваченной экспериментальной России. Отнеслись с пониманием — выдохлась, напоролась на своё же — и сильно поранилась, «перегорела» на работе... — и послали в далекую Мексику, а затем в самую северную страну — Норвегию выстраивать отношения и закупать селедку. В дипломатическом «монашестве» Коллонтай постепенно восстановила душевное равновесие, иногда у неё пробуждались былые авантюрные таланты, которые она умело использовала для блага политики СССР, только к ней на квартиру по звонку вечером беспрекословно мог приехать для обсуждения политических вопросов кто-то из руководителей Норвегии.
Завершая эту тему и эту главу, замечу, что картина буйствующей большевистской сексуальной свободы, разврата и необычайного расцвета сифилиса в советском обществе почему-то стала быстро угасать после смерти Ленина, и после прихода к власти Сталина. Сталин на этой теме окончательно «прокололся», раскрыл свою «подлую» тираническую патриархальную сущность и наконец-то доказал своё предательство великой Октябрьской революции — когда в июне 1934 года ввел в Уголовный кодекс СССР наказание за гомосексуализм. Что после этого началось в СССР... — мы рассмотрим подробно в следующей книге этой серии. Только отмечу, что в 1944 году этот «деспот» окончательно захлопнул сексуальную ленинскую революцию — начал объяснять важность «семейных ценностей» и издал «репрессивный» «Указ о мерах предотвращения дезорганизации семьи и снижения рождаемости», который сильно осложнил разводы и укрепил семью.
Поднять человека вверх по лестнице совершенства — к совести, порядочности, нравственности намного труднее, чем подтолкнуть — и столкнуть его вниз к животным инстинктам, к животному состоянию, чтобы он не занимался тем, чем не надо — политикой. В этом ракурсе мы наблюдаем поразительный по точности повтор, — как только в период горбачевской «перестройки» к власти в России пришли опять демократы, на этот раз только — синие, и стали потихоньку, «по умолчанию» строить капитализм методом прихватизирования общенародного достояния, то они сразу одновременно стали осуществлять две программы: начали борьбу против патриотизма, введя коварно «от балды» понятие «русский фашизм», и стали отвлекать от происходящего усердным широкомасштабным пропагандированием порока, разврата, моральной распущенности; это продолжается с нарастающей силой и сегодня — при В. Путине и Д. Медведеве.
В предыдущих частях этой книги мы наблюдали репрессивные, фашистские и обманные деяния Ленина и его захватчиков, а может, Ленин со своими подельниками совершили что-то хорошее, созидательное, ведь прекрасных обещаний Ленин надавал много? Может, что-то исполнил? В этом мы постараемся разобраться в следующей части книги.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ОБЕЩАНИЯ ЛЕНИНА.
Что и кому обещал Ленин? — Землю крестьянам. Обещанную землю Ленин не дал крестьянам в частную собственность, он её национализировал и давал во временное пользование, сдирая непомерные налоги, а то и вовсе забирая весь урожай силой. Историю издевательства захватчиков России над крестьянством мы проследим по ходу
Про обещание сказочного коммунизма Ленин ещё в середине 1917 г. почти честно сказал: «Невежество — обещать, что высшая фаза развития коммунизма наступит, ни одному социалисту в голову не приходило, а предвидение великих социалистов (Маркса), что она наступит, предполагает и не теперешнюю производительность труда и не теперешнего обывателя...». Вот так — виноват сам обыватель со своей низкой производительностью труда. Исходя из закономерной разности обывателей понятно, что коммунизм не наступит никогда... Это просто блеф-обман.
Обещания Ленина о всеобщем равенстве, свободе и братстве мы уже наблюдали с ужасом в первые месяцы большевикской власти, и далее по ходу наблюдения за историческими событиями ещё не раз содрогнемся от ленинского «равенства, свободы и братства». Можно заметить, что это обещание Ленина заслуживает особой горькой иронии, здесь он поиздевался вдоволь.
В этой части книги мы проследим, как Ленин выполнил обещание перед германским руководством, данное им в начале 1917 года, и обещание Ленина суверенитета другим народам, которое имеет интересную историю.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Обещание Ленина германскому руководству
Как мы уже наблюдали — через несколько часов после захвата власти Ленин своим декретом о мире стал формально выполнять свои обещания и обязательства перед Германским руководством. Стоит повториться, — для Ленина эти обязательства не были срочными, и Германия могла подождать. Ведь практически боевые действия между сторонами уже не велись. Солдаты былой российской армии толпами разбредались по домам, или двигались в столицы в поисках революционных приключений. Именно своими политтехнологическими декретами о мире и земле Ленин хотел заманить солдат на свою сторону, а затем использовать их в своих целях внутри захваченной страны. И это у него получилось.
Совнарком в первый же день своей власти дал приказ начальнику штаба Ставки генералу Духонину начать с немцами переговоры о подписании договора о перемирии, но Духонин сказал, что переговоры — это удел политиков, а не военных, и отказался приступать к переговорам. Большевики отреагировали быстро — стараниями посланцев из Смольного генерала Духонина зверски убили, быстрый метод «нет человека — нет проблемы» придумал не Сталин.
С уверенностью можно предположить, что германское руководство в лице своих представителей в большевикской столице — главы германской экономической миссии Мирбаха, контр-адмирала Кайзерлинга, немецких консультантов, приехавших вместе с Лениным в знаменитом поезде, и откровенного шпиона Карла Моора, постоянно суетившегося в окружении Ленина, торопило Ленина к осуществлению формальностей, немцы в условиях продолжающейся войны торопились эту тему закрыть и ещё разжиться за счёт удачно подписанного соглашения со «своими». И, казалось бы, всё проще простого — обе стороны симпатизируют друг другу, полное взаимодействие и взаимопонимание — встретились и подписали мирный договор. Можно этот мирный договор ещё и красиво, «справедливо» представить — предложить мир всем воюющим сторонам, то есть прекратить Первую мировую войну, — что и было большевиками сделано. Хотя понятно было априори, заранее, что силы, задумавшие и развязавшие войну, на это не пойдут, ибо планы, цели войны ещё не были достигнуты, и получался абсурд, бессмыслица — зачем начинали и для чего тратились? Но зато «ход» был красивым, и его подлость понимали все стороны. Но всю эту предельно простую историю неожиданно, но закономерно сильно осложнил «разновекторный» Лейба Бронштейн, который, как мы знаем, действовал в интересах США и Англии, и более того — в интересах мировой революции и нового мирового порядка, то есть — в интересах мирового еврейства и масонства. Бронштейн был горячим сторонником гегемонии, причём мировой гегемонии точно не пролетариата.
Верный своим обязательствам, Ленин 19 ноября 1917 г. (то есть через три недели после захвата власти) послал делегацию во главе с представителем новой власти Адольфом Иоффе в Брест-Литовск на переговоры с немцами. И члены делегации эту миссию также восприняли как выполнение формальности, лёгкий прогулочный вояж. «Секретарь делегации Карахан занялся бурными спекуляциями. Обменивал «николаевские» рубли на германские марки и скупал в местном «военторге» все подчистую — часы, мануфактуру, обувь, косметику, вино. Иоффе и Каменев под предлогом «облегчения участи пленных» ездили в Варшаву отовариваться и оттягиваться в фешенебельных публичных домах», — отметил в своём исследовании В. Шамбаров.