Террористическая война в России 1878-1881 гг.
Шрифт:
В 1854 году Ф. Достоевский был зачислен рядовым в 1-ю роту Сибирского 7-линейного батальона в городе Семипалатинске, а на следующий год за усердную службу был произведен в унтер-офицеры.
В Семипалатинске Ф. Достоевский сдружился с будущим знаменитым генералом, а тогда молодым юристом - А. Е. Врангелем. А в 1856 году в Кузнеце женился на вдове своего умершего друга 28-летней Марии Исаевой, у которой был сын. В 1858 году Ф. Достоевскому разрешили уйти в отставку по состоянию здоровья, и вернуться в европейскую часть России, - именно в Тверь. А в конце 1859 года ему разрешили переехать в Петербург, где он, благодаря брату Михаилу,
Возвращение из Сибири другого Ф. достоевского
В 1861 году было опубликовано его первое произведение после возвращения в столицу - роман “Униженные и оскорбленные”. Итак, в 40 лет Ф. Достоевский опять вернулся в литературу. Но к разочарованию либералов, западников в этом романе не было социальной или политической остроты, кислотности, это был семейный роман о счастье и о добродетели.
Репутацию среди либералов и “прогрессивной” общественности сильно поправил роман “Записки из Мертвого дома”, опубликованный в 1862 году, - либеральных гимнов там не было, но тема была очень выигрышной, ибо с такой правдивостью и красочностью ещё никто описывал русскую тюрьму. И мысль Достоевского, что преступники “может быть, и есть самый даровитый, самый сильный народ из всего народа нашего” почерпнутую им из трагического личного опыта, либералы почему-то охотно, не спросив писателя, принимали на свой счёт. Восторженные читатели стали называть Федора Михайловича Достоевского “русским Вергилием”.
Но Ф. Достоевский после знакомства в Сибири с народом был уже совсем другой, но об этом пока ещё никто не догадывался.
“Однажды утром (1862 г.) я нашел у дверей моей квартиры, на ручке замка, одну из самых замечательных прокламаций изо всех, которые тогда появлялись; а появлялось их тогда довольно. Она называлась “К молодому поколению”. Ничего нельзя было представить нелепее и глупее. Содержания возмутительного, в самой смешной форме, какую только их злодей мог бы им выдумать, чтобы их же зарезать. Мне ужасно стало досадно и было грустно весь день.
Всё это было тогда еще внове и до того вблизи, что даже и в этих людей вполне всмотреться было тогда еще трудно. Тут подавлял один факт: уровень образования, развития и хоть какого-нибудь понимания действительности, подавлял ужасно. Несмотря на то, что я уже три года жил в Петербурге и присматривался к иным явлениям, - эта прокламация в то утро как бы ошеломила меня, явилась для меня совсем как бы новым неожиданным откровением: никогда до этого дня не предполагал я такого ничтожества! Пугала именно степень этого ничтожества”.
Но вскоре в журнале “Время” произошло самораскрытие другого Ф. Достоевского - прозвучали новые, совсем не левые взгляды этого “русского Вергилия”:
“Идею мы несём вовсе не ту, чем они, в человечество - вот причина. И это несмотря на то, что наши “русские европейцы” изо всех сил уверяют Европу, что у нас нет никакой идеи, да и впредь быть не может, что Россия и не способна иметь идею, а способна
Это уже точно славянофильство, а не западничество, не масонство. Мы наблюдаем разительное преображение Ф. Достоевского в Сибири, и возвращение в столицу с совсем другими - с противоположными взглядами.
“В истории славянофильского сознания фактом революционным было явление Достоевского… С Достоевского пошло катастрофическитрагическое жизнеощущение и настал конец бытовому прекраснодушию.
Достоевский, конечно, духовно связан со славянофилами и сам был славянофилом, но сколь отличным от славянофилов старых, сколь новым по духу. В Достоевском революционно развивалось славянофильское сознание” - верно заметил Н. Бердяев.
Хотя в самом начале 60-х годов Ф. Достоевский ещё не демонстрировал вызывающе свое боевитое славянофильство.
В конце “Дневника писателя” (1881 г.) Ф. М. Достоевский написал сам о себе: “Краткие биографические сведения, продиктованные писателем А. Г. Достоевской:
“По убеждениям своим он открытый славянофил; прежние же социалистические убеждения его весьма сильно изменились”.
Ещё раньше в “Дневнике писателя” Ф. Достоевский объяснял подробнее:
“Я во многом убеждений чисто славянофильских, хотя, может быть, и не вполне славянофил. Славянофилы до сих пор понимаются различно. Для иных, даже и теперь, славянофильство, как в старину, например, для Белинского, означает лишь квас и редьку. Белинский действительно дальше не заходил в понимании славянофильства. Для других (и, заметим, для весьма многих, чуть не для большинства даже самих славянофилов) славянофильство означает стремление к освобождению и объединению всех славян под верховным началом России - началом, которое может быть даже и не строго политическим. И наконец, для третьих славянофильство, кроме этого объединения славян под началом России, означает и заключает в себе духовный союз всех верующих в то, что великая наша Россия, во главе объединенных славян, скажет всему миру, всему европейскому человечеству и цивилизации его свое новое, здоровое и еще неслыханное миром слово.
Слово это будет сказано во благо и воистину уже в соединение всего человечества новым, братским, всемирным союзом, начала которого лежат в гении славян, а преимущественно в духе великого народа русского, столь долго страдавшего, столь много веков обреченного на молчание, но всегда заключавшего в себе великие силы… Вот к этому-то отделу убежденных и верующих принадлежу и я”.
Тут-то либералы, западники всё поняли, и критики дружно навалились на “мирный” роман Ф. Достоевского, на журнал “Время”, подключили все “ресурсы” и стали третировать Ф. Достоевского. Естественно, Достоевский разругался и порвал все отношения с “прогрессивным” журналом “Современник”, с Некрасовым и прочими. И более того, Ф. Достоевский воспользовался конфликтом между журналами