Тертон
Шрифт:
— Мой народ живет тут много сотен лет. Это наш дом. Так что мы кто угодно, но не Изгои на собственной земле.
— Я имел в виду, вы тоже боретесь с Серыми?
— Бороться надо не с Серыми, а своей глупостью и невежеством, из-за которых за Завесу цепляешься.
Непростая тетка, сделал вывод Стас и продолжил есть. Закончив с супом и закусками, взялся за кружку обжигающего чая с молоком.
Хозяйка поднялась, достала из маленького сундучка в углу бусы — напомнившие Стасу бусы бабы Насти. Но эти были не из янтаря, а прозрачных стекляшек или хрусталя.
— Ну-ка, поворотись-ка к свету! — скомандовала она, глядя на Стаса через эту трубку с бусиной внутри, служившей в качестве линзы. — Да не хмурься ты! Улыбнись — сфотографирую!
Стас изобразил улыбку. Что происходит?
Тетка посмотрела, поменяла стеклышки, снова посмотрела. Проделала эту манипуляцию еще несколько раз. Наконец убрала прибор и медленно проговорила:
— Да, тертон… Как я раньше-то не распознала?
— Когда это раньше? — подозрительно спросил Стас. И вспомнил, как ему привиделась старуха в тауханском наряде возле Дары на складе. Потом — у ручья в первую ночь обучения. И возле руин.
Не эта ли тетка следила за ним все это время из-под Тумана?
— Чего молчал? — осведомилась хозяйка. — Скрытничал?
— Не доверял тем, кто не рассказывает всего, — честно ответил Стас. — Да и сам не разобрался до конца.
— Понимаю. А почему на тебе отпечаток Гончего?
— Кого? — Стас напряг память. Что-то говорилось о Гончих…
— Пока ты в горах был, звонил кому-то, да? Тебе ведь велели с собой телефон не брать!
— Я не звонил! — выпалил Стас. И спохватился. Эй, я ведь разговаривал по телефону с Никитой, чтоб его! А потом было чувство внимательного взгляда со стороны. Упавшим голосом он сказал: — Это мне звонили…
Тетка кивнула и спросила:
— Телефон с тобой?
— Я его сломал… Вдребезги.
— Правильно. Вредная это вещь. Создает зависимость похуже наркотиков. Но тебя еще и Гончий унюхал…
— Мне позвонил Никита, друг детства… Под Завесой его дом пустой, необитаемый, и я не знаю, кто он такой вообще! Он и есть Гончий?
— Наверняка он.
— И что теперь делать?
— Ускориться. Ты должен пройти ритуал отсечения.
Стас напрягся, подозрительно спросил:
— Отсечения чего?
— Привязанности к Завесе.
— У меня нет привязанности к Завесе.
Тауханка хихикнула:
— Это ты так думаешь! Тебя ведь тянет к красивому и блестящему? Дорогому? Хочешь жить роскошно?
— Не обязательно роскошно, но хорошо жить все хотят.
— Есть такие, кто и не хочет. Это те, кто прошел ритуал. Сегодня ночью будешь сидеть на горе Орогхэ, согреваться страхом или вожделением, играть на ганлине и призывать духов мертвых. Не разговаривай с ними, просто играй дальше. Когда придет она – трехглазая алмазная хатан, — скажи ей, что желаешь научиться открывать Завесу по желанию. Она будет смеяться и пугать.
Стас со стуком поставил чашку с чаем на стол и уставился на хозяйку. Услышанное пугало не на шутку — потому что у Стаса не было никаких резонов не верить этой женщине.
— Вы серьезно? — все же выдавил он.
Тетка хохотнула.
— Поел? Вот и иди! Чего расселся? Ты же тертон, искатель сокровищ, вот и ищи сокровища! Знания и умения — тоже сокровища! Подороже золота и алмазов…
Стас покинул дом тауханки в состоянии легкого шока.
Глава 33
Куратор-12
В фургоне Стас неживым монотонным голосом пересказал распоряжение старейшины Майе. Та не удивилась.
— Я знаю, где гора Орогхэ, — сообщила она.
— А если у меня не выйдет? Если меня эта алмазная хатан сожрет? Что это такое, кстати?
— Выйдет, верь в себя. А хатан — это местный дух. Из тауханской мифологии. Не забивай себе голову всякими мелочами, помни о том, чему я тебя учила.
Стас помолчал, глядя на альпийский луг, по которому ползла тень от облака. Красота пейзажа проходила мимо сознания.
— Почему ты не зашла? — спросил он.
— Смысла нет.
«Ты ее дочь? — тянуло задать вопрос Стасу. — И вы поругались когда-то, потому что ты не пожелала жить на земле предков?»
Но он сдержался.
Они поехали по одной Майе известной дороге и за день с частыми остановками преодолели километров пятьдесят, взбираясь все выше и выше в горную страну. Один раз Майя заправила машину из канистры в салоне. К вечеру задул ветер, брызнул дождь, погода испортилась.
— Гора Орогхэ, — возвестила Майя после длительного молчания.
Стас выпрямился.
Гора Орогхэ маячила впереди, километрах в пяти-семи, на фоне пасмурного неба — широкая, кряжистая, с пологими склонами и плоской вершиной; внизу зеленая от травы, ближе к вершине песочно-желтая.
У подножья горы пропали последние намеки на дорогу. Дальше Майя и Стас пошли пешком, рюкзаков и вещмешков не взяли, зато Стас прихватил по совету Майи ганлин. Амулет висел на груди.
Сыпал назойливый дождик, изредка поддувал холодный ветер, пытался разогнать тучи, но у него ничего не получалось. Склон густо зарос травой, намокшей от дождя и оттого скользкой. Стас начал задыхаться на середине подъема — слишком разреженным стал воздух.
Все же добрались до вершины — плоской, размером с половину футбольного поля, голой и каменистой. В центре этой поверхности торчала масса больших, выше человеческого роста, камней.
Майя прошла между камнями. На некоторых из них были вырезаны те же руны, что и на амулете. В середине скопления валунов путники остановились. Стас заметил, что один кусок скалы здорово смахивает на фрагмент гигантской стены. Если это и остатки еще одних руин древних построек, то от времени они разрушились куда сильнее.