Теряя веру. Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни
Шрифт:
По словам Кобука, он захватил с собой 15 галлонов керосина: священник сказал, что мусор надо будет сжечь. Пэки рассказал, что священник бросил все книги и документы в огонь, уничтожив следы злодеяний, творившихся в этих приходах на протяжении многих лет. (По уверениям иезуитов, это был обычный вывоз мусора, ничего важного уничтожено не было.)
— Он сжег все дотла, чтобы не осталось никаких следов, — рассказывал Пэки. — Многие бумаги прочел, прежде чем сжечь.
Я указал на четки:
— Почему же вы по-прежнему верите?
— То, что со мной произошло, — не дело Бога, — тихо ответил он, проведя пальцами по четкам. В скупых
Я не стал говорить Пэки о своих сомнениях. Слушая его, я преисполнился стыда. Моя вера утрачена. А ведь с этим человеком произошло нечто настолько ужасное, что я такого и вообразить не могу! Его, ребенка, много лет насиловал тот, кого он считал представителем Христа на земле. Епископы, священники, старейшины — все запрещали ему говорить о своей беде. Но его вера не дрогнула.
Я попросил его рассказать об этом. Он сказал, что в тюрьме регулярно встает на колени и молится, хотя его сокамерникам это кажется смешным.
— Многие смеются надо мной, спрашивают, когда же явится Дева Мария и выведет меня из тюрьмы, — говорил Пэки. — Что ж, Дева Мария мне в жизни помогала больше всех остальных. Я не перестану. Буду молиться ради своих детей.
В конце весны я снова встретился с Пэки, на этот раз — у него дома, на острове Святого Михаила. Он рассказал, что недавно видел на сером песке пустынного побережья свежие следы гризли. Пэки сказал: он никогда не покончит с собой, этого не позволяет его вера, но в этот миг ему захотелось, чтобы гризли сожрал его и положил конец его мучениям. И Пэки двинулся к кустам, где, скорее всего, прятался медведь. Но на полдороге ощутил перемену в себе и бросился прочь от берега, громко моля Иисуса о спасении.
Вид церкви Святого Михаила надрывает его душу. До недавних пор Пэки не мог даже в нее войти. Вместо этого по воскресеньям он ходил по деревне, читая молитвы и отрывки из католической литургии, которым научил его Лундовски. Пэки молится и за своего насильника, умершего в 1995 году. На краю света бедный эскимос молит Бога о том, чтобы его обидчик попал на небеса.
— Я молюсь за Лундовски, за его душу, — говорит Пэки. — А для себя прошу только одного — исцеления.
16 Прощание с Богом
Борьба проиграна Покой и счастье утраты Новые ценности
Мы говорим себе, что было бы прекрасно, если бы существовал бог — создатель мира и благое провидение, нравственный мировой порядок и загробная жизнь; но как же все-таки поразительно, что все так именно и обстоит, как нам хотелось бы пожелать.
Зигмунд Фрейд, «Будущее одной иллюзии»
По возвращении с Аляски голове моей все-таки пришлось признать то, что произошло в моем сердце тремя годами ранее, когда я перестал ходить в церковь. Я больше не верил в Бога — во всяком случае, в личностного Бога, с любовью следящего за мной и отвечающего на мои молитвы. Но, прежде чем окончательно отказаться от веры, я сделал последнюю попытку ее вернуть.
Я обратился к Джону Хаффману, пастору нашей пресвитерианской
Кроме того, Джон нравился мне своей доступностью. Интеллектуал, доктор наук, он в то же время был увлеченным болельщиком, сам занимался спортом на выходных; ко всему на свете — даже к собственной плохой памяти на имена — относился с добрым юмором. С ним было легко.
Я пригласил Джона поужинать и рассказал ему о своем кризисе веры. Спросил, можно ли мне задать ему по электронной почте несколько «неудобных» вопросов о христианстве. Он без колебаний согласился. Вера его была крепка, как скала, и, думаю, такой вызов его только раззадорил.
Вопросы мои были просты, почти что примитивны: но я отчаянно ждал убедительных ответов, которые позволь и бы мне вновь подняться к вере. Почему с хорошими людьми случаются несчастья? Почему мы благодарим Бога за ответы на наши молитвы, но не виним, когда он не отвечает? Почему верим, что Бог совершает чудесные исцеления, хотя он ни разу в истории ни одному человеку не помог отрастить потерянную конечность или срастить спинной мозг?
Вот наша переписка:
Билл:
Ну что ж, Джон. Я долго откладывал письмо, пытаясь найти подходящий вопрос для начала. Но ничего его не придумал, так что начну с того, что первым приходит на ум. Не смущает ли вас, что мы воздаем хвалу Богу независимо от результата наших молитв? Если молитва исполнилась (например, кто-то выздоровел от тяжелой болезни), мы говорим: Бог — любящий Господь, он заботится о нуждах Своих детей. Они просят и дается им.
Но если молитва не исполняется (например, человек умирает), христиане говорят: что ж, значит, такова воля Божья. Или: Бог ответил на наши молитвы, но не так, как мы ожидали. Или: неисповедимы пути Господни, мы просто не можем их знать.
То есть получается так: Бога положено хвалить — или, по крайней мере, продолжать в него верить, — что бы он ни делал. Не кажется ли вам, что это слишком уж удобно?
Джон:
Понимаю, о чем вы. Должен признать, меня самого раздражает бесчувственность, даже нарциссизм тех, кто беспечно отворачивается от жизненных трагедий, снимает с Бога всякую ответственность за них, а сам расточает Ему хвалы за все хорошее, что с ним случается.
Помню, как больно мне было, переживая смерть моей дочери Сюзанны, умершей от рака в двадцать три года, слышать, как другие христиане восхваляют Бога и его доброту: и за мелочи, вроде места для парковки, и за серьезные благодеяния, как выздоровление ребенка от болезни, которая казалась неизлечимой.
И в то же время приходится признать: возможно, я попадаю в категорию людей, схожих с теми, что вы описали. Мне трудно понять тех, кто и не подумает выразить благодарность Богу, когда с ними происходит что-то хорошее, но скор на проклятия Ему, стоит случиться чему-то дурному.