Тэсса на краю земли
Шрифт:
— Ну, на самом деле за мной обычно следует целая армия прислуги, — без всякого хвастовства отозвался Холли. — Я ненавижу оставаться в одиночестве, но при этом совершенно не желаю заводить семью. Этой ночью я проснулся оттого, что в доме, кроме меня и призрака на чердаке, больше никого не было.
— Мне следует защищать тебя от чудовищ под кроватью? — серьезно спросила Тэсса.
— Нет-нет, я не боюсь ничего такого, — замотал головой Холли. — Просто не люблю оставаться один. Все сразу становится как будто бессмысленным.
— Ах ты
— Возможно, нам нужно восхвалять тебя по несколько раз в день? Ты только скажи. О великий Холли Лонгли, о восхитительный Холли Лонгли!
Он засмеялся, запрокинув голову, и первые проблески зари окрасили его в светло-розовый цвет.
От него будто исходило некое сияние. Радость, которая притягивала к себе.
И Тэсса потянулась вперед, встала, положила обе ладони на его спину, словно пытаясь напитаться энергией. Холли не удивился и не отодвинулся, он жадно рисовал, перенося на полотно только цвет, но не фактуру.
Тэсса уже знала, что, когда его накрывало творческой волной, не было никакого смысла с ним разговаривать. И она просто молчала, впитывая ладонями его тепло, ловя губами ветер и наслаждаясь рассветом.
Фанни пришла в управление только ближе к обеду. И светилась при этом как рождественская елка.
— Ого, — воскликнула Тэсса и отложила в сторону книжку, которую читала. — Ого-го. Ну-ка, посмотри мне в глаза, детка.
— Знаешь, что я тебя скажу, — торжествующе провозгласила Фанни, виляя бедрами, как похотливая манекенщица. Она прошлась туда-сюда по конторе, сотворила какой-то невообразимый пируэт, а потом рухнула на старенький диван, задрав ноги на его спинку. — Я больше не одинокая женщина. У меня есть парень.
— Да это, наверное, отшельник Эрл Дауни! — весело ответила Тэсса.
— Холодно, дорогуша, холодно.
— Неужели сварливый Джон Хиченс?
— Фу, Тэсса! — возмущенно закричала Фанни.
— Значит, Кенни перестал быть прозрачным? — сдалась Тэсса, с удовольствием разглядывая счастливую Фанни.
— Ну, к утру он обрел некую видимость, — Фанни зарделась. — Не подумай ничего такого! Мы просто разговаривали! Оказывается, я ему уже давно нравилась, можешь себе представить?
— Запросто. Если честно, мне сложнее представить себе человека, которому бы ты не нравилась.
— Ох, Тэсса, — Фанни восторженно расхохоталась, — да ведь Кенни первый мужчина в этом мире, который признался мне в симпатии. Мне даже в школе валентинок не дарили!
— Мир полон глупых людей, — заметила Тэсса, — хорошо хоть в Нью-Ньюлине все сплошные умники.
У нее завибрировал мобильник — звонила суперинтендант Алисия Холт.
— Констебль Тарлтон?
— Шериф Тарлтон, — бодро гаркнула Тэсса.
— Неважно. Встреть меня на развилке у трассы. Ваша чертова деревня снова не пускает меня, — раздраженно велела Алисия.
— Это то, о чем я думаю? —
— Ты куда? — крикнула ей вслед Фанни.
Но Тэсса только рукой на нее махнула.
Сердитая Алисия мерила шагами проселочную дорогу, у служебного автомобиля были распахнуты все двери.
— Клянусь, у Нью-Ньюлина ко мне какие-то личные счеты, — яростно принялась ругаться Алисия. — Который раз это повторяется? Вот дорога — езжай по ней прямо, и все. Но каждый раз я упираюсь в тупик. Мне это надоело! Я расставлю повсюду указатели!
— Ну-ну, — Тэсса выпрыгнула из машины и протянула ей руку. — Незачем так нервничать.
— Где ты откопала это ржавое корыто? — изумилась Алисия.
Вспомнив о Фрэнке, Тэсса на мгновение помрачнела, а потом тряхнула головой.
Нельзя желать слишком многого.
— Да так, — ответила она уклончиво и заглянула в полицейский автомобиль. В детском кресле спал маленький мальчик — да такой безобразный, что даже Тэсса удивилась. У него было лицо печального старичка, сморщенное и непропорциональное.
— Артур Джеркинс, — представила его Алисия, — ребенок, который двигает предметы взглядом и от которого отказались его родители. Понятия не имею, как вы с этим справитесь.
— Даже не переживай об этом, — хмыкнула Тэсса, осторожно отстегивая детское кресло, чтобы перенести его в пикап. — Нью-Ньюлин так просто не напугать.
Глава 20
У невыносимой Бренды было множество различных недостатков — но вот блинчики.
Блинчики у нее получались что надо.
Ажурные, тонкие, ровные, приправленные ароматным персиковым джемом.
Иногда Джон признавался себе украдкой: возможно, он остался в Нью-Ньюлине только ради этих блинчиков.
Он приехал сюда, чтобы похоронить жену.
Потом остался на месяц.
Потом на другой.
И вот уже седьмой год Джон жил в этой дикой деревушке, где не было ни одного приличного человека, с кем можно было бы поговорить по душам.
Поначалу он, как и Бренда, обитал в пансионате при кладбище, и они даже некоторым образом дружили — два человека, утратившие своих вторых половин, с которыми худо-бедно прожили несколько десятков лет.
Глупо было строить свои дома близко друг к другу, но тогда Джон еще ничего не знал о том, что если хочешь стать человеку врагом — стань ему соседом.
Бренда просыпалась очень рано и любила громко включать музыку, когда работала в саду. Невыносимые гимны «Квин», а то и вовсе «Рамштайн» (ужас!) прерывали сладкий сон Джона. Он бы выбрал оперу или классические симфонии, если бы его кто спросил, а вовсе не это непотребство.
Многочисленные цветы из сада Бренды призывали шмелей и пчел. Корова мычала, а еще распространяла запах свежего навоза.