Тевтонский крест
Шрифт:
– Как только прогремят взрывы, сразу атакуйте – обратился Бурцев к дружине. – Если взрывов не будет, ждите нас сутки. Не вернемся – уходите. И не вздумайте штурмовать замок сами – только зря поляжете.
Приказ пришлось произнести трижды: на русском, польском и татарском.
… А ранним утром к Взгужевеже подъехали три всадника при полном вооружении. Ветер трепал белые плащи с черными крестами на плечах, глухие шлемы-топхельмы выжидательно взирали снизу вверх на поднятый мост и привратную башню.
Их заметили: на боевых площадках было полно кнехтов. Но, видимо, эти ребята здесь ничего не решают. Призывные
Наконец в черной массе солдат появилась серая накидка с Т-образным крестом. Тевтонский сержант что-то проорал.
– Спрашивает, кто мы такие, – перевел Освальд.
– Ну, так скажи – послы магистра Конрада вернулись.
Освальд прокричал ответ.
Трудновато беседовать вот так – на приличном расстоянии, не снимая шлема. Ну, да луженая глотка добжиньского рыцаря пока справлялась с этой нелегкой задачей – его рев из-под стального ведра звучал глухо и грозно. Однако воин в серой накидке оказался не из пугливых. Со стены снова донесся голос сержанта. Освальд негромко выругался:
– Спрашивает, как представить благочестивых братьев, то бишь нас, магистру.
Крепкое словцо вырвалось и из уст Бурцева. Конечно, ни сам Освальд, ни его люди, расправляясь в си-лезском лесу с посланниками Конрада Тюрингского, не удосужились узнать их имена.
Серый сержант еще раз что-то крикнул. И еще…
– Торопит, пес тевтонский! – скрипнул зубами добжинец.
Понятное дело. Не каждый день дотошный сержант сталкивается с рыцарями, запамятовавшими собственные имена. Думай, голова, думай!
– Скажи, что мы выполняем секретное поручение магистра и не желаем быть узнанными! Скажи, что говорить будем только лично с Конрадом Тюрингским. Скажи, что у нас для него срочные и крайне важные вести о новом крестовом походе. И отчитай этого сержанта построже, чтоб не умничал.
На этот раз Освальд превзошел самого себя. Его отрывистый монолог, приглушенный шлемом, напоминал рык разъяренного льва…
Проняло! Наверху засуетились. Кто-то кого-то звал, кто-то куда-то бежал. Вскоре на стену поднялся рыцарь в белой накидке с черным крестом во всю грудь. Шлема на нем не было – Бурцев разглядел длинные седеющие волосы и всклокоченную бороду. Видно, Христовы братья ордена Святой Марии следят за своим внешним видом не столь тщательно, как светские рыцари, и правила бренной куртуазности у них не в почете.
Одного взгляда, брошенного вниз, рыцарю-монаху хватило, чтобы облаять сержанта. Теперь приказы на стене отдавал орденский брат.
Послышался скрип и лязг. Мост начал медленно опускаться, а воротная решетка за ним так же медленно поднималась вверх.
Наконец-то! Три всадника в тевтонских одеждах въехали в невысокую воротную арку.
Никогда ранее Бурцев не страдал клаустрофобией, но здесь, в этом гулком каменном пространстве, ему стало не по себе. За воротами их ждал с десяток вооруженных воинов. Кнехты и опальный сержант стояли в почетном карауле. Там же вышагивал, позвякивая шпорами о камень, знакомый уже бородач – без доспехов, но при мече.
Увы, сражаться придется не только с ними – во внутреннем дворе замка полно народу. Многие поглядывали в сторону ворот с любопытством. Видимо, подъемный мост в Вгужевеже последнее время опускался нечасто.
Бурцев с тоской посмотрел
Тевтон в белом плаще тем временем что-то объяснял.
– Извиняется, – чуть слышно, не поворачивая головы, произнес Освальд. – Говорит, что магистр не надеялся на столь быстрое возвращения послов, поэтому стража не получила соответствующих указаний. Но теперь Конрад велит проводить нас в трапезную. Как только магистр освободится, состоится аудиенция. Этот лохматобородый – он, кстати, комтур моего замка, подлец, – будет нас сопровождать. В сложившейся ситуации, я думаю, есть смысл начать не с ворот, а с Конрада.
Бурцев кивнул. Бородатый рыцарь улыбнулся, сочтя, что его извинения приняты.
– Освальд, – шепнул Бурцев, слезая с седла, – нам бы как-нибудь затащить в привратную башню вот это.
Он тронул сумки с бомбами.
– Попробуем, – так же тихо ответил добжинец. – Скажу, что у нас здесь ковчеги со святыми мощами, делающими неприступными любые ворота. Попрошу сложить нашу поклажу наверху и выставить охрану.
Комтур удивился, но странную просьбу гостей выполнил. Прозвучал краткий приказ. Конюхи взяли под уздцы лошадей, а кнехты, сгибаясь под тяжестью сумок, потащили бомбы вверх по лестнице.
«Только бы от излишнего усердия не обставили „ковчежки“ свечами и лампадками», – подумал Бурцев. Оказаться возле башни в момент случайного взрыва ему вовсе не хотелось.
Бородатый комтур снова заговорил, указав на голову. Жест, понятный без перевода: их просят снять шлемы. Действительно, к чему терпеть неудобства за безопасными стенами замка.
Ну, вот и все. Приплыли… Пальцы Бурцева судорожно вцепились в рукоять меча. Клинок на перевязи оказался ближе, чем трофейная булава, притороченная к седлу. Если не удастся захватить ворота «Башни На Холме», нужно хотя бы подороже продать свою жизнь… Бурангул тоже как бы невзначай подложил руку на эфес меча.
Освальд, однако, к оружию не притронулся. Его ответная речь была краткой, но эффектной. На лице тевтонского брата проступило крайнее изумление, затем – уважение. Рыцарь почтительно склонил голову, жестом приглашая гостей следовать за ним.
Их вели по внутреннему двору – мимо жилых и хозяйственных построек к главной замковой башне. Нет, в ней определенно было что-то общее с башенкой перехода, попавшей в Нижнем парке под резиновую дубинку Бурцева. Уж не эту ли колдовскую башню искал в Польше китайский мудрец Сыма Цзян? А что, очень даже может быть. Впрочем, сейчас-то какой от этого прок?