The Beginning of the End
Шрифт:
Господин заверял Беллу, что кормящие женщины не беременеют, но проводил с ней ночи не очень часто. Видимо, не из одной только предосторожности - он опасался, что ревнивое чувство со стороны жены еще усилится. Конечно, рождение второго сына усугубило неприязнь госпожи Мути к новой наложнице!
Однажды Синухет даже предложил Белле сделать ее второй женой: хотя брать больше одной жены было принято прежде всего у особ царской крови.
Этот разговор случился, когда они были вдвоем в постели. Тогда же Синухет предложил Белле обустроить для нее гробницу по
Белла подумала, что только египтяне были способны, лежа в постели с женщиной, разговаривать о ее будущей могиле. Ей сразу же опять почудилось, что ее обнимает трехтысячелетний мертвец…
Синухет почувствовал, как Небет-Нун застыла в его объятиях, и понял, что ей разговор не по нраву. Он отстранился.
– Я хочу позаботиться о тебе, теперь самое время, - сказал он: в голосе египтянина появилась холодность.
– Я также думал, ради нашего сына…
Белла быстро повернулась к нему, светлые волосы переметнулись на обнаженную грудь.
– Что?..
– Сделать тебя второй женой. Составить с тобой договор, - Синухет улыбнулся, сознавая свою предусмотрительность и щедрость.
Белла неподвижно смотрела на правильное темное лицо своего господина в обрамлении черных волос, неровно вздымавшихся над ушами. Она скрестила руки на груди, сжала колени, подбираясь для ответа. Белла понимала, что сейчас, возможно, решается вся ее дальнейшая судьба и судьба ее сына…
Тем более, что у Сетеп-эн-Сетха, рыжего полукровки, есть все предпосылки вырасти еще более отверженным, чем она. Жизнь женщины далеко не так заметна, и она никогда не сражается за себя так яростно, как это делают мужчины.
Если, конечно, Сетеп-эн-Сетх не попадет в любимцы к новому фараону… Но говорят, что Сети уже теперь, едва вступив на престол, не молод и не мягок. Сети - военачальник, внушающий страх врагам… Каких людей он любит, как войти к нему в доверие?.. Вот бы узнать!
– Господин, - наконец произнесла Белла.
– Мне кажется… взять меня в жены будет не Маат.
Несмотря ни на что, она не могла принять предложение Синухета.
– Почему?
– спросил Синухет.
Он смотрел на наложницу сурово и холодно.
– Не Маат - мужчине почтить мать своего сына?..
Белла, страдая, уткнулась лицом в колени. Она вообразила, какими глазами на нее посмотрит Кифи после такого возвышения: ведь Кифи, хотя и простолюдинка, была чистокровной египтянкой! А госпожа Мути? Первая жена Синухета ее, наверное, тогда живьем съест…
Белла взглянула на хозяина большими влажными глазами - и так, начистоту, все и выложила. Объяснила, что не хочет возбудить к себе ненависть со стороны других женщин дома. И не хочет появляться на виду, как делают жены.
– У тебя такой же холодный ум, как и сердце, - заметил Синухет, выслушав ее.
– Как у моей жены. Но мне это нравится.
Египтянин помолчал.
– Ты можешь сказать, как сделать лучше?
Белла уже придумала выход. Она робко потянулась к руке Синухета, но остановилась.
–
– Ты мог бы написать заверение, что мое имущество и имущество моего сына останутся неприкосновенными…
Англичанка осеклась, но Синухет понял.
– После моей смерти, - закончил он. Черные миндалевидные глаза зажглись насмешкой, уголки губ приподнялись.
– Что ж, это разумно. Так я и поступлю.
Да, он был согласен; он был открыт перед нею сейчас. Но Белла не могла радоваться такой большой уступке, глядя на Синухета. Его поглотила мысль о неизбежном.
Она обняла отца своего ребенка, пытаясь утешить его; и Синухет откликнулся. И они оба забыли на этот короткий час, что смертны.
Когда кончился траур по старому царю, Синухет со своей наложницей поехали вдвоем в Буто. Теперь уже не для увеселения. В Доме жизни для них по всем правилам был составлен папирус, подтверждавший имущественное право женщины по имени Небет-Нун и ее сына, Сетеп-эн-Сетха.
– Будет ли перечислено имущество госпожи?
– спросил писец, подняв глаза на посетителей.
Англичанка поняла, что допустила большую оплошность; по-видимому, Синухет также об этом не подумал. Белла уже начала собирать для себя сундучок, но могла только приблизительно назвать свои ценные вещи. А в таких соглашениях египтяне были очень дотошны - ничуть не меньше, чем нотариусы ее времени.
– Ничего, - наконец сказал Синухет, по-видимому, сердясь на себя больше, чем на женщину.
– Скрепим моей печатью этот папирус, а потом составим другой, где перечислим все!
Даже если они сделают это позднее, подумала Белла, имущество их сына все равно описывать слишком рано… У Сетеп-эн-Сетха были только игрушки, деревянные звери и волчки, потрепанные его старшим братом и сестрами.
Когда они плыли назад, Синухет опять завел речь о погребении. Он сказал, что для его семьи “начальник Запада” давно выделил участок в некрополе Буто, рядом с местом упокоения их с Имхотепом родителей; но Мути подумывает о том, чтобы добиться для них места в Хамунаптре, прославленном и богатейшем Городе мертвых Уасета.
– Как же вы сделаете это?
– непочтительно полюбопытствовала Белла.
Настроение у нее было совсем испорчено этими заупокойными рассуждениями, и она слушала хозяина вполуха. Какая разница, на каком кладбище лежать!..
Синухет в этот раз не заметил ее дерзкого тона.
– У нас уже есть руки и глаза в Уасете, - сказал он, подразумевая, конечно, Имхотепа и своего старшего сына.
– Когда Имхотеп женится, появятся еще… Мы все будем при дворе, вот увидишь!
Белла, перегнувшись через высокий борт черной с красным лодки, опустила руку в воду, пошевелила пальцами. Потом выпрямилась, глядя, как вода капает с пальцев. Как давно она не обращала внимания на свои ногти, ужас как запустила… Делать маникюр в это время никто не умел…