The Beginning of the End
Шрифт:
– Да, - ответила жена.
– Тебе это не нравится?
– спросила она, почувствовав настроение Имхотепа.
Он качнул головой.
– Нет, - сказал жрец.
– Но пусть Линдсей забирает сестру и уходит. Они ничего… ничего не понимают.
У Меилы вдруг появилось сильнейшее желание ответить:
“Я тоже ничего не понимаю!”
Манера мужа говорить полунамеками, вполне уместная, должно быть, когда он служил Осирису, теперь временами раздражала ее. Может быть, их жизнь, при всей ее счастливой полноте, стала слишком здешней,
Или, может быть, боги отступились от них, потому что они сами забыли богов, как современные люди?..
Барти с Беллой наконец появились перед хозяевами. Они оробели, увидев Имхотепа, и вежливо поздоровались.
После короткой сдержанной беседы Белла попросила разрешения увести брата к себе на квартиру. Простившись, англичане быстро ушли.
Барти намеревался поселиться у сестры и, после ее отъезда, занять всю квартиру. Белла с гордостью показала брату, как мило оформила комнаты.
Барти улыбнулся и сказал, что если дом Амиров похож на музей, то ее жилище - на музей, в котором устроили кавардак. Белла слегка надулась.
– Это художественный беспорядок, - заявила она.
– Для меня разницы нет, - со смехом ответил брат.
Впрочем, он не хотел ее обидеть, и Белла обиделась не всерьез. А когда Барти похвалил ее новые работы, просто расцвела.
– Это импрессионизм, особая передача светотени, - сказала она.
– Вот, видишь, я нарисовала эту статуэтку кошки? Она черная, но импрессионисты не используют черный цвет, я брала только синий и красный… в вечернем свете все смотрится иным. Правда, впечатляет?
Барти кивнул. Деревянная египетская кошка, размером в ладонь, действительно впечатляла - и нарисованная, и, еще больше, сама по себе.
– Это подлинник, да?
– спросил он, наклонившись к тумбочке, на которой стояла статуэтка среди разбросанных папильоток сестры, и близко вглядываясь.
– Ты ее для себя купила?
– Это мой талисман, - ответила Белла с забавной важностью.
Оба рассмеялись.
– Я возьму ее с собой, когда мы поедем в Карнак, - прибавила девушка.
– Мы ведь поедем, Барти?
И она посмотрела на брата таким взглядом, которому невозможно было не уступить.
– Конечно, сестренка, - сказал Барти, чувствуя себя ее защитником в этой дикой стране.
– Мне и самому хочется тут на все посмотреть.
Услышав о том, что Барти и Белла Линдсеи собрались ехать в Карнак, Имхотеп пришел в сильное волнение.
– Это очень опасно, - сказал он жене.
Меила поджала губы. Раздражение, появившееся недавно, опять поднялось в ней.
– Дорогой брат, в древнем храме Амона бывают сотни туристов. Ты скажешь, что и им это опасно?
– Это все… индивидуально, - медленно произнес жрец новое слово: он их употреблял нечасто, но со вкусом. Муж посмотрел на Меилу.
– Ты ведь не станешь отрицать, что воздействие невидимых
– Нет, - сказала египтянка. Теперь она вправду испугалась.
– Так ты думаешь, что кто-то из них погибнет?.. Мне следует отговорить их?
Имхотеп некоторое время думал.
– Нет, не отговаривай, - внезапно сказал он.
– Даже если бы ты смогла это сделать, не препятствуй. И я не думаю, что они умрут.
Он ничего больше не прибавил - а Меила не стала спрашивать, хотя и была сильно обеспокоена. Вот что значит быть женой древнеегипетского жреца… их жизнь, внешне ничем не отличающаяся от жизни других, оказалась опутана запретами, которые видит только он. И в который раз Меила доверилась чутью мужа.
Белла и Барти отправились в Карнак через два дня. Перед этим они зашли к Меиле попрощаться.
Она улыбнулась им несколько принужденно, но англичане не обратили внимания. Или, может быть, приписали это обычной отстраненно-любезной манере египтянки: кроме тех случаев, когда она вела себя интимно-любезно.
Когда они уехали, Меила дала телеграмму Оскару Линдсею. Она могла бы и позвонить - но почувствовала, что не сможет сейчас слушать его радостный голос.
Помучившись догадками, египтянка все-таки приступила к мужу с расспросами. Она твердо вознамерилась вызнать, чего именно он боится: но Имхотеп обезоружил ее ответом, что сам не знает и что эта опасность “индивидуальна”. Он только напомнил жене, что Карнак - “место силы”, причем очень значительной.
Меиле не нужно было этого напоминать. Именно там она умерла и воскресла как Анк-су-намун…
– Надеюсь, с ними случится не то, что со мной, - сказала она. Имхотеп улыбнулся.
– Нет, - заверил ее супруг.
В этом он был положительно уверен.
***
Белла все-таки взяла с собой кошку: хотя брат предупредил ее, что статуэтка может не выдержать такого обращения.
– Я не специалист, но слышал от папы, что эти древности легко трескаются от солнца и влажного речного воздуха, - сказал он.
– Ты безобразно относишься к вещам, сестренка.
Белла надула накрашенные губки.
– Это потому, что вы меня ужасно избаловали, - протянула она. Потом посмотрела на Барти и примирительно рассмеялась.
– Да не волнуйся ты, ничего с моей кошечкой не случится. Я ее буду беречь, как она меня.
Барти только вздохнул.
Правда, Белла взяла с собой лишь один чемодан, в который упаковала, кроме египетской кошки, самое необходимое. Она была хорошей и заботливой девушкой, а ее избалованность была больше артистизмом любимого ребенка.
Белла захватила в дорогу, вместо альбома, только неизменные блокнот и карандаш. Хотя была наслышана об огромности пропорций Карнака - изображения этого святилища Амона не то что в блокнот, на холст не уместить. Разве что сфотографировать с воздуха…