The Elder Scrolls. На изломе времён. Часть 2. Хаммерфелл
Шрифт:
Затем проповедник посерел лицом, согнулся пополам и изверг содержимое желудка на землю, куда потом и упал. Как мне потом рассказали, бедняге было совсем плохо, потому что после этого он не прожил и минуты. Если бы только я увидела его тело раньше, но крестьяне просто похоронили его, даже не показав мне и не обратив внимание на странные пятна на теле проповедника.
Чумные пятна. Боги мои, за что мне выпало всё это на моём веку?! Спустя четыре дня болезнь охватила всю деревню. Сразу же прибыла армия. Они пришли так быстро только потому, что две деревни к северу уже полностью вымерли. Ожидая
Я немедленно приказала всем учащимся закрыться в общежитии, а Гистеллус с Аэроном перебрались в мой кабинет, где и забаррикадировались. Также я велела учащимся постоянно применять заклинания восстановления на себе и товарищах, чтобы противостоять недугу.
Болезнь развивалась стремительно: сперва появлялись чёрные пятна, свидетельствовавшие о том, кровь испортилась. Затем возникала тошнота и рвота зелёными гнойными массами. Спустя шесть дней умерли первые жертвы, а затем количество трупов стало расти просто с невероятной быстротой. Однако вскоре стало понятно, что болезнь поражала только людей. Зверолюди меры и животные не страдали от неё и не заражались.
Я проводила всё время, стараясь найти лекарство от чумы, хотя бы немного замедляющее развитие болезни. Вместе с несколькими добровольцами-эльфами я исследовала проявления чумы у людей.
Несколько раз случались вспышки насилия и анархии, однако вскоре задыхались и они, во многом из-за смерти зачинщиков. Потребности в еде не было, потому что количество людей сокращалось куда быстрее, чем запасы продуктов. Деревню охватила апатия и безысходность. Люди просто лежали и дожидались смерти или избавления.
Самое главное, что я поняла – болезнь имела нестандартные для обычной чумы способы передачи. Эта передавалась не через блох или крыс, а воздушно-капельным путём, при этом поражая только организмы людей. Я, будучи не сильно религиозной эльфийкой, молила всех, кого можно, чтобы эта катастрофа миновала мужа и внука, которые так некстати оказались в деревне.
Но мои молитвы не услышали… Спустя неделю ко мне пришёл Гист. Одного взгляда на его покрытые пятнами руки было достаточно, чтобы понять: болезнь проникла в академию, миновав карантин и магические меры предосторожности. Ужас, нет, истерика поселилась в моей душе. Всё оборачивалось именно так, как я и боялась…
– Я проснулся утром и обнаружил их на себе, - сообщил мне Гистеллус. – Сразу же побежал к тебе.
– А Аэрон, скажи, что с ним? – надтреснутым голосом спросила я. – Ну не молчи же, Гист, прошу, скажи хоть что-нибудь… Скажи мне, что с мои внуком…
– Он тоже болен, Лафф, - на глазах мужа навернулись слёзы. – Но ты справишься, я в тебя верю, мы все в тебя верим! Прошу, спаси его.
И я боролась, боролась до последнего, сидя в истекающей гноем академии. Слёз у меня больше не осталось: я выплакала их вместе с Аэроном, который мучился от каждого вздоха больной грудью. Вскоре у меня закончились стерильные чистые куски ткани, чтобы промывать вскрывавшиеся пятна и смывать зелёный гной. Но как бы я ни пыталась, мне не удалось даже отсрочить конец.
Первым умер Аэрон,
На следующий день я поняла, что Гист больше не выдержит. Он лежал вверх лицом, серый и безучастный. Видимо, болезнь вызывала сильные боли желудка, потому что у моего мужа даже не было сил говорить. Однако его рука всегда крепко держала мою, переживая вместе со мной смерть Аэрона. Внезапно ясность вернулась в его сознание, и он сказал:
– Эй, Лафф, кажется, это финал… - на его слова мне нечего было сказать. Никто не питал никаких надежд на выздоровление. – Знаешь, лучше бы ты меня тогда отпустила, а-ха… Знаешь, я не вижу тебя, но знаю, что ты такая же красивая, как в тот день в Имперском городе, такая же смелая, как в Альд’Руне, такая же успокаивающая, как в том склепе в Балморе, такая же заботливая, как и при рождении дочери, такая же… такая же родная и любимая. Жизнь с тобой была моим самым лучшим приключением, и я рад, что когда-то обозвал тебя даэдропоклонницей. Я любил и буду любить тебя всегда, Лафф, спасибо тебе за…
Всё кончилось. Гистеллус отмучился и умер. А мой мир, созданный для меня самым дорогим для меня человеком, только что канул в небытие. Я не знаю, сколько я просидела без еды и воды вот так, держа за руку мужа, рядом с внуком. Я не помню ничего, только пустоту, которую я созерцала.
В чувство меня привели солдаты, ворвавшиеся в комнату. Среди них не было ни одного человека. Они оттащили меня в сторону от холодного тела Гиста, а я всё кричала, глядя, как мою семью куда-то волокут:
– Нет, стойте, не забирайте его у меня! Не забирайте его у меня снова!
Разумеется, никто не стал слушать обезумевшую от горя эльфийку. На улицах вовсю кипела работа: солдаты собирали на улицах тела погибших, залитых зелёным гноем, и скидывали в огромную братскую могилу. Туда же бросили и мою семью. Я отбивалась, кричала и вырывалась, когда боевые маги подожгли эту кучу трупов, а потом закопали обгоревшие останки. В общей сложности, из почти пятисот жителей деревни «Счастливое взгорье» в живых осталось пятьдесят четыре.
Спустя множество проверок и перепроверок меня отпустили домой, в Вэйрест, где меня встретила постаревшая лет на десять Лантейя. Я не могла представить её боль и скорбь от потери сына, но она держалась куда лучше, чем я.
Я снова впала в депрессию. Почти месяц я сидела на кровати, тупо пялясь на стену перед собой, и не замечала, как дочь, вся в слезах, просит маму прийти в себя, очнуться и посмотреть на неё. Как же она плакала, уткнувшись лицом в мои колени, а я ничего не замечала, словно кукла, лишённая души.
Но вскоре во мне зародилось иное чувство – гнев. Я видела за свою жизнь несколько всплесков чумы, но никогда не встречала такой сильной и быстрой. Буквально за месяц она уничтожила три деревни. Я вспомнила историю про проповедника, с которого эпидемия и началась. Это он занёс смерть в мой дом, и мне нужно было понять, кто за этим стоит. И отомстить.