The Last station
Шрифт:
– Обалдеть, – прокомментировал женский голос, и рядом с Пашей присела Луиза. Он заметно вздрогнул, а затем внутренне осудил девушку за то, что из-за неё потерял некую философскую нить от созерцания происходящего.
– Угу, – сдержанно поддержал он, ибо ничего более в голову не пришло.
– Больно на это смотреть, – заметила она, бросив взгляд на Пашу, но тот так и не повернулся. Затем она продолжила: – У неё психоз?
– Он самый.
– Разве тебе её, ну, не… жалко?
Павел поднял слишком резкий взгляд, и, вероятно, тем самым заставил Луизу отступиться от своих слов.
– Я имею в виду… Я видела, что вы часто были вместе эту неделю. Некоторые
Павла это уточнение только запутало. Волнение Луизе не шло на пользу. Выражение лица его сменилось на почти презрительное.
– Не смотри так, – попросила она. – Я просто пытаюсь понять, тебе её жалко, или она тебе нравится, или ты делаешь это всё из милосердия, и глубоко в душе ты добряк? – задав этот вопрос, Луиза замолчала. Вокруг началась беготня. Санитары пришли на крики, чтобы не дать Наташе раздразнить и других пациентов. Вдвоём они схватили девушку за холодные, покрытые мурашками руки, подняли до уровня собственных предплечий, но Мать-Природа непреклонно потянулась опять вниз. Коробка всё ещё лежала на полу. Она сгребла в объятия картонный дом и не отдавалась воле санитаров. Красные нитки внутри короба привлекли внимание и персонала, но не позволили достаточно задуматься, так как задача была настойчиво вытянуть девушку на выход из общего зала. Как будто, если не вытащить горящую вещь прямо сейчас, вскоре огонь охватит всё вокруг, а этого допускать нельзя. Несчастье и апатия распространяются так же стремительно, как грипп, но больному даже не надо кашлять: достаточно одного вида, и всеобщее настроение ухудшается. А проведёшь со сгустком негативных чувств достаточно долго – и ты такой же заразный паразит.
Мать-Природа к этому времени могла уже заразить всех их, но санитары, наконец, догадались:
– Я буду нести её, ты – коробку. Пойдешь впереди, к нам лицом, чтобы она видела и шла к тебе навстречу, – пыхтя и цепляясь за ускользающую девицу, инструктировал один санитар другого. Наташу их голоса не беспокоили; её достаточно оглушил инцидент, чтобы она слепо повиновалась инстинктам.
– Понял, – ответил второй, с силой вырвав картонный короб из пальцев девушки.
– Нет!
Финальный визг донесся до слуха каждого. Парень перехватил девушку под ребрами, прижав её же руки вдоль тела, пока второй тряс коробкой, как красной тряпкой перед быком, и сдавал назад. Девушка рвалась за ним – за ней – за коробкой. Волосы спутались и пушились прямо в лицо санитару, который вёл её следом.
У них что-то даже получалось.
Через двадцать минут её вернули. Мать-Природа уже немного ослабла и успокоилась. Вероятно, ей что-то вкололи, отчего она теперь слезливо укачивала коробку, которую ей вернули. «Так она все-таки сумела собрать всех обратно или она поливает слезами осиротевших паучков, что выжили и остались с ней?», – задался вопросом Паша. Наташу как раз вели мимо них, и она что-то шептала про укус паука в зад. Может, именно туда минутами ранее ей и всучили укол. Санитары осторожно поддерживали её за кисти, сопровождая к месту за общим столом.
Другие пациенты и персонал косо поглядывали. Павел тоже следил за сценой от начала и до конца, уже забыв про собеседницу, и жадно хватался за детали. Откуда-то сбоку слышалось её протяжное дыхание – Луиза волновалась, наверное, больше всех
– Я ничего не делаю из жалости. Это отвратительно и унижает достоинство другого.
– Я не это имела в виду… – оправдывалась девушки. – Жалко не в смысле, что она жалкая, ну, ты понял… – Луиза раздражала его своим напускным сожалением.
Позже, когда Паша будет перед сном вспоминать свой следующий поступок, он обозначит это так: взыграла обида, которая усилила и без того меланхоличное действие таблеток.
Потому что было слишком поздно для слов. Он поднялся на ноги. Поймав непонимающий взгляд девушки, Паша не удержался:
– Всё ещё думаешь, что я добрый? Тогда смотри.
Он мгновенно появился в центре сцены, рядом с Матерью-Природой и двумя санитарами. Парень, занятый удерживанием жидкой массы под названием «Наташа» в своих руках, не сразу заметил Пашу, и был не в состоянии остановить намерения пациента.
Паша ударил по дну коробки, как будто это аттракцион, измеряющий силу удара на ярмарке, и короб вылетел в противоположную от них стену. Крышка слетела первая. Коробка ещё барахталась о стену и дважды об пол. Повисла тишина. Луиза была в шоке. Санитары застаны врасплох. Мать-Природа активизировалась по щелчку и, очнувшись от седативного, бросилась опять на пол, сбивая колени о жесткий ворс ковра. Всё началось по-новой.
Часть 7. Заводские настройки
Миновали сутки. Наступил новый день. Согретый солнечными лучами кабинет доктора Крашника впустил ранним утром в себя и Пашу.
Психиатру уже доложили о том, как пациент, сидящий перед ним, учинил драку, в процессе которой пострадал персонал и два пациента. Его сеанс перенесли на два дня раньше, и будет лукавством сказать, что Паша не рад снова увидеть доктора.
Книгу он, к слову, дочитал и в начале сеанса вернул врачу. Доктор Крашник снисходительно бросил взгляд. Осуждение, которое так и не было озвучено, витало в воздухе, разбавляя запах антисептика и хвои с апельсинами – парфюма доктора. Не стоило надеяться, что специалист спустит ему с рук произошедшее и даст новых книг. Хорошего помаленьку. Тщательно налаживаемая связь доктора и пациента была разрушена с лихвой пашиной беспечностью.
Дареному коню в зубы не смотрят.
– Что ты чувствуешь на данный момент? – спросил в упор доктор Крашник, как только они в очередной раз оказались наедине. Стандартный ход, который сдвигает разговор с мёртвой точки.
Таить парню по большому счету было нечего. Но вот под нужным углом преподнести истинное видение вещей не помешало бы. Как раз пришла идея.
– Меня кое-что начало беспокоить, – незатейливо начал Паша, избегая взгляда врача. Было легче, когда голубые озера не вытягивали из Павла информацию, как свирепый вакуум. – Мне кажется, я в любой момент могу уничтожить свою жизнь.
Парень замолчал, бросив взгляд на внимательного собеседника в белом халате.
– Продолжай.
– Мне кажется, всё, что сейчас у меня есть, – очень хрупкое. Место, где я нахожусь, люди, чувства, связи, всё это настолько хрупкое, что мне просто хочется услышать, с каким звуком это всё разобьется.
– Ты поэтому спровоцировал рецидив психоза у другой пациентки? – всё так же уверенно заключил врач. Сложно сказать, сердился ли он. Объективно, он должен сердиться, и Паша это понимал. Будь это его психиатрическое отделение, он бы тоже пришел в ярость от выходки одного из пациентов.