The Last station

Орлова Настиана

Если бы его однажды пригласили на работу шпионом – круглосуточно следить за людишками и не выделяться – он бы, не задумываясь, согласился.

Уши там, уши здесь. Он и раньше думал об этом. Он мог бы встать наряду с теми, кто задействован в Системе, вместо того, чтобы пытаться бороться с ней. Мог бы. Но сделанного не вернёшь. И из созерцателя он превратился в подозреваемого на любой вечеринке. Предсказуемая жизнь и так была ему не слишком интересна.

Жизнь без смысла. Жизнь без осознанности истинного положения дел. И речь сейчас не только о всемирном заговоре рептилоидов или правительства – нечто большее, нечто, что порабощает незаметно. Третье звено, наряду с рептилиями и спецслужбами. Даже думая об этом, Паша всегда пытался контролировать новые догадки в своей голове. Чтобы информацию нельзя

было украсть. Словно бы любые его противоправные помыслы могли бы передаваться воздушно-капельным путем. У него нет чипа в голове, но если бы и был, у Паши бы ничего не сперли. Паша вёл себя максимально повседневно и сосредоточено.

Особенно последние два года, когда после своего срыва и потери друга череда событий привела его в психушку. Павлу бы место на кинопремии за его актёрские заслуги. Или на афише, повествующей о человеке, который повёл за собой народ. Хотя это больше путь для героя Кизи, чем для Павла.

Иногда его отдельные мысли, вырванные из контекста, вполне годятся для того, чтобы быть рассказанными на групповой терапии. Инга Васильевна бы непроницаемо смотрела на него. Он бы улыбался во все тридцать два. Именно так. Поэтому по отдельности лучше его не слышать. Чтобы понять Пашу, нужно узнать всю историю, от начала до конца. А чтобы её рассказать, потребуется не один час времени, которого у людей обычно нет. Понимаете?

Есть уже догадки, почему Павел здесь? Думаю, да. Потому что он сумасшедший, очевидно.

Часть 9. ПТСР

Очередная групповая терапия. Тишина не ценится, пока у тебя её не отнимают. Пока играюче не лишают её, окуная с головой в ворох мыслей и собственного самобичевания. Неприятные подробности, от которых не скроешься, не заткнешь уши и не убежишь, чтобы не вызывать подозрений.

Правильно.

Сегодня голос у «неудавшихся самоубийц». Самое тяжёлое, через что приходится проходить человеческой психике. Хорошо, что никто не знает, что это и звёздный час Паши.

– Будучи сторонним наблюдателем, мне тяжело быть свидетелем чужой боли, как и любому из вас, – говорила Инга Васильевна менторским тоном. – Но чтобы понять механизмы появления этой боли и вовремя предупредить её у кого-то из близких, даже у нас самих, нужно об этом говорить чаще. В результате мы как бы отодвигает границы табуированной в обществе темы, и создает комфортный уголок для обсуждения переживаний, а также передачи опыта, – она сделала акцент. – Вы не ослышались. Среди нас есть те, кто порой задумывался и проходил в своих мыслях весь путь от начала и до конца; а если и те, кто переступил черту невозврата, и благодаря чуду, остался с нами. Мы ещё будем возвращаться не раз к этой теме, – договорила она и бросила, как показалось, незначительный взгляд на одного из пациентов – Луизу. Паше это показалось странным, но зная Доктора Ингу, можно утверждать, что ничего она не делает просто так. – ПТСР – посттравматическое стрессовое расстройство – само по себе может не проявлять внешних признаков, пока человек сам об этом не расскажет. Но не стоит думать, что ПТСР – это только про то, как человек реагирует на трагедии внешнего мира. Или только про то, как кто-то над кем-то издевался. ПТСР могут переживать даже дети, съехавшие от родителей и оказавшиеся совсем не том мире, который им прогнозировали взрослые. Или, предположим, если кто-то смотрел военные фильмы, то есть известный сюжет: ветеран войны не может смотреть в глаза собственному ребёнку, потому что видел во сне и наяву детские окровавленные лица, лица тех, кого не смог спасти. И он не может спокойно обнимать жену, потому что всякий раз его охватывала тревога, что жена может в любой момент погибнуть. И потому любить её по-настоящему он уже не в состоянии. Всё, что в нём осталось, это страх и чувство потери, которой ещё не произошло. Человеческая психика не полотно – нельзя просто порвать её и затем попытаться сшить воедино.

– Что за фильм? – спросил кто-то, перебив доктора.

До последнего момента Паша не совсем понимал, к чему ведёт доктор, пока та не озвучила следующее:

– Не помню, – ответила она выскочке. – Я примерами пытаюсь доказать, что травмирующие события всегда оставляют след. Пережившим психологическую травму людям тяжело не только вспоминать травмирующее событие. Куда болезненнее то, что происходит с психикой после случившегося. Непоправимый

урон. Но стыдиться этого не стоит… – Доктор Инга подняла выжидающий взгляд на побледневшее лицо Павла, но он так и молчал. – Я поясню. Зачастую, переживших травмирующий опыт, – опыт лишения себя жизни, – преследует стыд за самих себя, за то, что они сделали или не сделали сами. Они презирают себя за то, насколько напуганными, зависимыми, возбужденными или взбешенными они были. И вот на этот моменте давайте сделаем сегодня акцент, – она не спускала глаз с Павла. – Ну так что? Может, пришла пора кое-кому высказаться?

Воспоминания нахлынули против воли. Такое случается не часто, но всё-таки случается, и Паша искренне ненавидел себя сейчас за слабостью. В груди сдавило, а в горле сидел ком.

– В другой раз, – произнёс он, и голос дрогнул. Дьявол.

– Это то, чего ты хочешь? – издевательски уточнила Инга, и эта фраза отозвалась эхом в опустошённой голове Паши. Фраза резанула в сознании старым, забытым кровавым образом.

«Это то, чего ты хочешь?».

«Это то, чего ты хочешь».

***

После отрезвляющего опыта в полиции из-за той кражи бургеров, у него появился подсознательный страх повторения. Страх не попасться, а страх оказаться в нищете. Возможно, этот гештальт сыграл с ним злую шутку, но с тех пор Паша принимался за любую работу с таким упорством и самоотдачей, что любое начальство нарадоваться на него не могло.

В его жизни было много работ. Он набирался опыта. Был и курьером, и ремонтировал технику, и редачил тексты. Хватался и индивидуальные заказы. Лишь бы почаще переключаться. События как будто бы сменялись. Даже когда он встретил девушку, он все ещё слонялся по сомнительным подработкам.

А вот после неё, он застопорился. В очередном гиперактивном бреду он официально устроился на огромное предприятие, и так и завис там. Должности как таковой не имел, это называлось быть разнорабочим. Удивительно даже, как он схватывал всё налету. Было бы легче перечислить, чего он не умел, потому что за эти годы он поработал на каждой подстанции производства и стал тем самым универсальным винтиком

коммунизма

, который можно вкрутить везде, где есть необходимость. И начальство его ценило. Но в то же время это своеобразная палка о двух концах: такие универсальные люди, как он, важны в цехе, о них первым делом вспоминают, когда что-то не так, их номер есть у каждого в телефоне, все ищут их помощи, но именно это и накладывает оковы – никакого повышения ему не видать и никакого карьерного роста в одной специальности можно не ждать. Павел не сразу понял, что молодость проходит, а он так и застопорился на одном месте.

Ничего не происходило. Каждый день с утра до вечера он проводил на этой работе, выполняя монотонные действия то тут, то там, всегда был на подхвате. Домой приходил и готовил что-то простецкое. Меню для мультиварки на пятнадцать страниц было освоено им в идеале, а на что-то большее не хватало желания. Затем он ложился спать, заведя будильник на шесть утра. Ожидаемо, у него появились деньги побольше, а тратить их было не на что. Перво-наперво, как только он оформил квартиру в ипотеку, он попытался заполнить её безделушками. Мелкие покупки радовали его душную натуру, хоть и недолго; день-два – и его страсть затухала, требуя обновок. Он даже хотел заменить всю бытовую технику. Но в голову закралась мысль, что его желание что-то покупать никак не связано с реальной необходимостью. Смысл заменять то, что и так исправно работает. И Павел понял, что это уже маразм чистой воды. Меж тем, пустота никуда не девалась. Она росла внутри, как рак: тихо и незаметно, пока не достигла своего апогея.

В очередной такой день он приехал домой разбитым. С самого утра всё получалось из рук вон плохо. Не сказать, что это его вина, скорее наоборот, так сложилось: единичные мелкие погрешности навалились все разом, не оставляя времени на передышку. Придя домой, он готов был разрыдаться. Возникла мысль уволиться. Но вряд ли бы это помогло. Его душило собственное тело и тошнило от себя. Ему бы просто отдохнуть. Одного отпуска тут не хватит. Тут нужно кардинально вырвать штекер из розетки и перезапустить систему. А когда он будет готов, примерно к весне, включить всё обратно.