The Last station

Орлова Настиана

Паша внимательно слушал, только сейчас осознав, как неосознанно сам провалил тест «на нормальность».

– Но тем не менее, мы сейчас не для этого здесь, – вкрадчиво продолжил специалист, – я спрашиваю о твоих аналитических способностях, умственном возрасте, логическом и пространственном мышлении, умении сопоставить данные и создать цепочку сложных выводов. Вот что такое IQ.

Паша молчал, потому что прекрасно помнил такое. В институте они углубленно занимались по «Психологии». И потому отвечать не спешил.

– Хотел бы ты пройти один из таких тестов, – настаивал психиатр, – чтобы я мог дать оценку твоим действиям и помочь тебе в том тупике, который

привёл тебя сюда?

Паша думал достаточно долго, по его определению, но так и не решался. Перед ним специалист. Настоящий. Не преподаватель института, который разбередит прошлые раны и по окончании курса бросит, поставив оценку в зачетку. Когда ещё будет такая возможность объяснить самому себе значение тех цифр?

Паша помнил как это было в студенчестве. Они, конечно, проходили многие тесты, но тест на IQ – страшнейший из вещей. Результат тогда его напугал. Его не взялась объяснять даже препод по «Психологии», и ему самому пришлось искать толкование в интернете. Преподавала у них женщина, которая раньше работала в комиссии военкомата – давала заключение об отсутствии у призывников наклонностей, которые помешают им отдавать долг Родине (когда эти невинные подростки успели задолжать, не уточнялось). В общем, предмет её деятельности был серьёзным, а допущенная ошибка стоила жизни. Эту женщину побаивались. Нет, она не выглядела угрожающе, не сидела за столом с указкой, отбивая им ритмы армейских песен. Она была в меру улыбчивой и понимающей. Так все думали, пока к концу курса она не задала каждому написать зачётную работу. И темы она распределила индивидуально. Так Павлу попалось следующее: «Хроническое одиночество и способы борьбы с ним». До этого момента Паша и не задумывался, что его обособленное поведение в обществе является такой уж большой проблемой. Другим повезло меньше. Девушке, которую негласно считали нимфоманкой и чутка завидовали, выпало: «Сексуальные девиации: способы проекции детских травм на будущих партнёров». Было такое чувство, что преподаватель мастерски подстебнула её сексуальную распущенность, но нет – через несколько дней однокурсница призналась, что писала эту работу в слезах.

Парню, потерявшему родителей, тоже досталось. Как и другому, грызущему ручки. Она виртуозно наградила каждого диагнозом, пока они наивно полагали, что ничего не видно. Как рентгеном просветила. Так всей группе стало известно, что среди них сидел гомосексуал, который яростно ненавидел свою природу. Его работа называлась: «Нетрадиционная сексуальная ориентация: история, способы лечения, психотерапия, шоковая терапия».

С той поры Павел побаивался психиатров и имел на это причины. Ну а теперь-то куда ему бежать? Он уже в смирительной рубашке. Так, может, дать шанс доктору Крашнику?

***

– Ну что там, док? – Паша высматривал через отражение в очках цифры на планшете врача. Они проходили тест Айзенка, расширенную версию, где в конце дополнительно показывается соотношение главенствующих областей мозга и результат более подробен.

– Ты проявил себя кинетиком, эмпатом с сильно развитым образным мышлением, это было и так понятно, – начал зачитывать мужчина, авторитетно пролистывая на ходу все ответы, чтобы перейти к заключению. Вопросов было полсотни, и они сидели уже полтора часа. – У тебя есть потенциал, который ты скрываешь от нас. Удивительно.

– Хоть цифру назови, док, – почему-то зачастил с таким фамильярным обращением Павел. Энергетика была у психиатра такая, что казалось, будто они собрались

в микромире и никаких других пациентов вокруг нет. Мнимая исключительность.

– Результат 168 говорит тебе о чём-нибудь?

Да.

– Нет. Это хорошо? Для человека моего возраста это нормально? – вопрошал Павел. Доктор всё меньше уделял внимания ему и всё больше – тесту.

– Это нормально. Об относительности оценки этого теста всё еще спорят, но я считаю, что какой бы ни был результат, он нормален для определенного человека. Не в моей привычке сравнивать людей и вешать ярлыки «здоровых» и «больных».

– Погодите, – не понял парень, – но это же как раз ваша работа – вешать ярлыки.

– Я хочу сказать тебе, мой мальчик… – от обращения стало теплее, – что все мы больны. Идеально здоровые и уравновешенные люди встречаются только в сказках. Да и то порой так и хочется наградить диагнозом какую-нибудь Белоснежку или Лунтика.

– Но…

– Человек – это сосуд, наполненный травмами прошлого, грёзами о будущем и плавающим настоящим. Прошлое наиболее сильно влияет на формирование как ребёнка, так и взрослого. Если не закрыть этот сосуд, туда рано или поздно нальют кучу дерьма.

– Я – сосуд? – удивился Паша. Экзистенциальность врача поражала.

– Сосуд, который закрыт настолько, что даже тесты не могут приоткрыть понятие о его содержимом.

– В смысле?

– В прямом. Показатели IQ высокие, это факт. Но картина мира искажена, и потому мне непонятно, как законы, действующие в твоём сознании, могут действовать и в реальном мире.

Кажется, Павел должен обидеться. Однако вопреки тому, что его только что назвали психом, он зацепился за другую часть предложения. Значит, если его психически нездоровые «законы» действуют наяву, то либо весь этот мир нездоров, либо парень откопал истину там, где её скрывали. И, что самое главное, он не сумасшедший!

– Ого, – выдохнул Паша. Осознание припекало где-то глубоко в душе.

– Это тебя шокирует? – спросил подозрительно терпеливо психиатр и отложил планшет.

– Мне нужно подумать, – уклонился Паша. Пальцы теребили нитку на диванчике. Он не помнил, в какой момент он положил руку и почувствовал короткий хвостик под пальцами. Это странно. Настолько был занят тестом?

– Подумай. – Доктор отклонился на стуле, покопался в ящике стола и достал неизвестную литературу. Затем протянул парню. – А это можешь полистать, может, что-то понравится.

Книги в здешней библиотеке были только в качестве техники релаксации. И, очевидно, не тяжелые сюжеты, доводящие до истерики среди ночи, а что попроще. Сказки Чуковского или Пушкина. Ничего хватающего за душу. Паша взглянул на обложку и тут же спрятал под рубашку, словно такой подарок могли забрать.

– Спасибо.

Врач доверительно кивнул. Может Павлу и показалось, но взгляд доктора и это недоверие к нему, как к пациенту, больше отдавали заинтересованностью в новой загадке, чем желанием разоблачить. Или не показалось. Он «эмпат», видите ли, значит склонен понимать тайные мотивы людей.

– Док, – напоследок сказал Паша, потому что интуитивно беседа подошла к концу. – А какой диагноз вы мне поставили?

– Зачем тебе это? – уточнил психиатр.

– Ну… кто-то следит за чистотой своей кредитной истории, вовремя отдает долги и поддерживает имидж примерного кредитоплательщика. А я слежу за историей своей болезни… – пояснил Павел, куда более приободрённый, чем за все предыдущие дни вместе взятые.

– Психопатии сложного генеза. Расстройство спектра в легкой форме.

– Оу…