The Lie I've Lived
Шрифт:
– Этого более чем достаточно. Никаких слов не хватит выразить мою благодарность.
Она встает, опираясь на трость, и расцеловывает меня в щеки.
– Удачи тебе и длинной жизни, Гарри Поттер.
***
Ошеломленный, обнаруживаю свою компанию в кабинете: Бродяга с Ремусом отдыхают в кабинете, а Шляпа над ними издевается.
– Что она хотела, Гарри? Гарри? С тобой все в порядке?
– Она отдала мне последнюю дозу зелья своего мужа.
– Эликсира жизни? – спрашивает пораженный Бродяга.
– Нет, специальной жидкости для полоскания – разумеется, она отдала мне эликсир жизни!
Ремус
– Что ты с ним собираешься делать?
Шляпе тоже становится интересно:
– Да, ЭйчДжей. Что ты с ним собираешься делать? Эта девочка, Бокурт, будет тебе крайне благодарна…
– Ага. Но я больше думал о Лонгботтомах. Леди Фламель полагает, что это могло бы сработать. Надо будет поинтересоваться у Дамблдора его мнением.
Сириус хлопает себя по ноге – той, которая не забинтована после ожогового сглаза.
– Это будет изумительно, Поттер. Увидеть Фрэнка с Алисой было бы просто чудесно!
– Ну, в этом-то и проблема. Она сказала, что сработает оно, лишь если дать полную дозу одному, так что это не Фрэнк с Алисой. Это либо Фрэнк, либо Алиса.
Проза жизни их отрезвляет. По всей видимости, я могу спасти только одного из двоих.
– Кого бы вы выбрали, парни?
– Фрэнк, – говорит Сириус без раздумий. – Он был чертовски хорошим аврором, а нам понадобится каждая возможная палочка. Алиса была… милой и неплохо управлялась с палочкой, но она домохозяйка. А он был силой, с которой стоило считаться.
Ремус задумывается, перед тем, как сказать:
– Я в этом так не уверен. Я бы с радостью снова поговорил с любым из них. Рекомендую поинтересоваться у Альбуса по поводу того, что полагает он, а потом день-два подумать, прежде чем принять решение.
Болтаем ещё пару минут перед тем, как сменить тему. Несколько раз вспоминаем старые добрые деньки и смеемся. Сириус смешивает огневиски и бренди, но я отказываюсь от предложенной порции, ссылаясь на юное тело и на то, что завтра мне предстоит много сделать. Фишка в том, что сейчас мне не хочется напиваться. Ещё через пару минут извиняюсь и выхожу из комнаты.
Лежа в постели, пытаюсь уснуть… напрасный труд. Можно было бы обвинить боль и синяки от дуэлей, но настоящая причина – небольшая деревянная коробка. Немного походив туда-сюда по комнате, зажигаю камин и бросаю туда каминный порошок. С тем же успехом можно поговорить с ним по камину, чтобы испортить вечер и ему. Если уж я из-за этого не сплю, то пусть и он страдает.
– Кабинет директора Хогвартса!
***
– Добро пожаловать обратно в Англию. Ты посвежел, Гарри. А я после нашей дискуссии спал урывками, – приветствует меня усталый голос Дамблдора, когда я вхожу в крыло долгосрочных повреждений от проклятий в Мунго. Он восхищается рисунками Локхарта. Завидев меня, Гилдерой оживляется и вытаскивает одну из своих фотографий. Похоже, мне сейчас дадут автограф. Может, отдам его Гермионе, чтобы хорошенько посмеяться.
– Я зачаровал зеркало отражающим щитом и оглушил сам себя – своеобразная замена зелью для бедных.
Улыбнувшись, старик отвечает:
– Давненько я такого не делал. При этом надо ударить так, чтобы потом упасть точно на подушку.
Оглянувшись, говорю:
–
– Согласен. Николас отказал мне оба раза, когда я просил его, и в тот раз, когда он позволил мне спрятать камень, я поклялся его не использовать.
– Почему он не хотел помогать союзнику?
Дамблдор вздыхает:
– История умалчивает о моих отношениях с Николасом. Он никогда не хотел, чтобы величайшее достижение его жизни стало панацеей от всех бед в этом мире. Длинная жизнь наложила на него свой отпечаток – он был не слишком заинтересован раздорами человечества.
– Он поднял палочку против Гриндельвальда, – напоминаю я ему.
– Верно, но война привлекла его внимание только после того, как я дал отпор миньонам Геллерта, которые также искали камень. Что касается Лонгботтомов, когда я задал ему прямой вопрос, он без околичностей ответил, что если мне так нужен камень, то ничего не мешает мне сделать его самому – ничего, кроме того, что в этой области мне недоставало таланта. Во второй раз я сделал ошибку, сначала поинтересовавшись у его жены в надежде, что её поддержка убедит его согласиться. В конце концов, Перенелла была единственной, кто имел на него хоть какое-то влияние. Однако моя уловка послужила лишь поводом для ссоры, после чего он отказал мне и предостерег никогда не просить его снова.
– Похоже, он был мелочным мудаком.
– Возможно. Но мне хочется верить, что имено бессмертие исказило его взгляды на жизнь. Он рассматривал нас, как обычный человек своих домашних любимцев – как, например, собаку. Даже такой, как я, скрашивал бы его жизнь недолгое время, а потом перешел бы в следующее состояние бытия. А ему пришлось бы беспокоиться и заводить новую «собаку». Ему это казалось несколько утомительным.
Мысль о том, что Дамблдора рассматривали в качестве семейного любимца, собаки, несколько странная. Пытаюсь представить это, а он продолжает:
– У меня была и другая теория, и она тревожила меня намного сильнее. Возможно, эликсир очень легко сварить, и, когда секрет будет раскрыт, наш мир будет фактически уничтожен. Может быть, нам следовало бы сохранить последнюю порцию и попытаться его исследовать. Об этом стоит подумать, но необходимо быть крайне осторожными. Однако не будем больше о моих не слишком приятных отношениях с Фламелями; давай займемся насущными вопросами. Меня беспокоит, что улучшение может оказаться лишь временным. Эффект от зелья со временем может ослабнуть. Возможно, таким образом мы просто дадим одному из них немного времени.
– Сколько?
– Николас тщательно охранял свои тайны, и именно поэтому мне так мало известно о его разработке. Могу лишь предполагать, что действие продлится несколько лет, а потом есть шанс, что у Фрэнка или Алисы снова наступит рецидив. Надеюсь, это лишь моя слишком мнительная натура, но тому, кому ты решишься предоставить это время, необходимо готовиться и к такой возможности.
– Именно об этом вы и размышляли бессонными ночами во время прошлой войны, да?
Он кивает, и я вижу за фасадом мерцающих глаз утомленного воина.