The Мечты. О любви
Шрифт:
Секунда. Две.
— Так его бабушка забрала еще днем, — услышала Юля Малич произнесенную самым обыденным тоном, будто бы отсутствие ребенка разумелось само собой, фразу, от которой у нее, тем не менее, неожиданно зазвенело в ушах.
— В смысле «бабушка забрала»? — не поняла Юля.
— До обеда, в смену Натальи Игоревны.
— Но у него нет баб…
Юля задохнулась и замолчала. К лицу волной прилила кровь, отчего ей показалось, что воздух она выдыхает горячий. И шумный, дребезжащий. Разве может воздух быть шумным? Наверное, да — раз
У Андрея не было бабушки. У Юли не было мамы. У Димы — не было тоже.
У Андрея не было бабушки, которую здесь бы знали.
До обеда забрали. Это сколько часов назад? До черта часов.
Доли секунды, пока эти мысли мелькали в голове, Юля продолжала смотреть на воспитательницу. Потом опомнилась, или ей показалось, что она опомнилась, потому что в следующее мгновение она уже снова говорила, теперь уже резко повышая голос:
— Какая еще бабушка? Объясните толком! Где мой ребенок?!
— Юлия Андреевна, это не в мою смену было, — сдавленно ответила воспитательница, начавшая подозревать, что произошло нечто из ряда вон.
Молоденькая. Девочка. Вита Валерьевна, — вспомнила Юлька.
— Да какая мне разница, в чью смену? Если бы какая-то б… если бы его должен был кто-то забрать раньше или вместо меня, я бы предупредила! У Андрюшки нет бабушки!
— Но как же… — пробормотала перепуганная девчонка, — меня не было. Я с двух часов… Господи, давайте позвоним Наталье Игоревне! Она же не могла просто так… кому попало, Юлия Андреевна!
— Не могла, — тупо повторила за ней Юлька и вспомнила.
Надежда Антоновна. Баба Надя. Бабушка Ярославцева.
Она торчала у них с Димой в новогодние праздники и однажды напросилась с Юлькой забирать мелкого из сада. Надежда Антоновна. Конечно. И ее здесь могли запомнить, чтобы отдать ребенка.
Юлька выдохнула почти с облегчением, хотя и понимала, что эта ситуация в принципе ненормальна. Но, по крайней мере, очевидно, где искать ребенка. Зависла на секунду, а после принялась судорожно выворачивать карманы в поисках телефона. Только что в руках был. Только что с Бодей говорила. И все было в порядке. И мир был в порядке. Мир был целым.
А всего пару минут — ни ребенка, ни телефона. Все дребезжит, как стекло в сильную грозу.
Черт!
Через мгновение она слушала долгие гудки из прижатой к уху трубки. Долгие-долгие. Будто бы на годы затянувшиеся. Их было много. Они все были мимо. Каждый — будто бы долбил по вискам маленьким молоточком. Не смертельно, но болезненно.
Когда Надежда Антоновна так и не ответила, Юля недоуменно поднесла вспыхнувший экран к глазам. Надежда Антоновна не ответила. Занята? Или нарочно? Старушка никогда Юльку не любила, часто обижалась и игнорировала ее присутствие. А если Дима ей сказал, что она его бросила, то и не ответит. Ребенка из сада заберет, но не ответит. Да неужели же она не в курсе, что Андрюша им неродной?!
Черт! Черт!
Юля подняла растерянный взгляд на ни живую, ни мертвую Виту Валерьевну. Та тоже куда-то звонила — наверное,
Боковым зрением Юля отмечала, что на входе начинают толпиться родители, ставшие свидетелями происходящего. И следующим рывком набрала Ярославцева, надеясь, что хотя бы он объяснит.
Тот ответил, но далеко не сразу. На черт его знает какой по счету гудок в трубке, наконец, прозвучал его ленивый голос:
— Неужели соскучилась, родная.
— Где Андрей? — без приветствия и прелюдий нервно выпалила Юлька.
— Фигасе! — присвистнул Яр. — А ты ничего не попутала?
— Ничего! Я пришла в сад, а его нет. Мне сказали, что забрала бабушка.
— Ну так а я при чем?
— Ну а какая бабушка могла его забрать, кроме твоей?! — на каком-то последнем рубеже, отделяющем ее от истерики, выкрикнула Юлька.
— А моя не могла, — спокойно проговорил Дима. — Она в деревню уехала, уже несколько дней там.
Юля всхлипнула и прижала ладонь ко лбу.
Черт! Черт! Черт!
Отставить.
— Не вздумай мне врать! Ладно, у нас не получается нормально расстаться. Но если ты решил шантажировать меня Андреем — я этого так не оставлю! Меня наказывай, а не моего сына.
— Не перекладывай с больной головы на здоровую, — заявил Ярославцев, не скрывая издевки. — Сама его потеряла, сама и ищи. Заодно придумай, как оправдываться будешь перед Моджеевским.
— Не твое дело! — рявкнула она и бросила трубку. После чего подняла глаза на воспитательницу. Та затравлено пялилась на Юльку, надеясь, что все как-нибудь само по себе решится. По волшебству. Как если бы фея Динь-Динь из Питера Пена, изображенная на одной из стен с девчачьей стороны помещения, взмахнула крылышками.
Это взбеленило еще больше. Но лучше злость, чем отчаяние или страх. На страх, холодной и склизкой змеей обвивший ее шею и стягивающийся на ней в узел, Юля пыталась не обращать внимания. Тщетно.
Держать себя в руках стало невыносимо.
— Наталья Игоревна не отвечает, — пробормотала Вита Валерьевна и развела руками.
— Идемте к заведующей. Может быть, ей ваша Наталья Игоревна ответит?
Девчонка закивала. В конце концов, это действительно была не ее смена.
Но заведующей тоже не оказалось. Секретарь сначала ушла в глухую несознанку. А когда услышала, что ребенок пропал, то принялась обороняться в окопе и лопотать что-то — дескать, дела у начальства после обеда были. Важные. В каком-то комитете. Не возвращалась.
Устав это слушать, Юлька выскочила в коридор.
Сердце тяжело колотилось где-то между ключиц. Отдавало ударами в голову. Даже в кончиках пальцев. Поясница покрылась потом. И она, чувствуя, что совсем теряет равновесие, вцепилась в подоконник, возле которого нашла себя среди глухого помутнения.
Сама не поняла, как телефон снова оказался возле уха.
Слушала гудки.
Первый. Второй. Третий.
— Юлька, я занят, — послышалось в трубке. Сдержанно, но совсем не сердито.