The Мечты. О любви
Шрифт:
… у них с Царевичем оказалось много общего
— Ну ты даешь, Юлька! — восхитилась Маша, замирая с приоткрытым ртом в поисках подходящих слов. — Блин! И вот так просто взяла и съехалась?
— Вот так просто взяла и съехалась, — послушно кивнула Юля слава-богам-не-Ярославцева и вернулась в исходную позицию — к ноутбуку. Но Манька отступать просто так не собиралась. Манька жаждала подробностей, которыми Юля делиться категорически не хотела. Ну ей-богу — поди объясни постороннему
— Ну я бы тоже съехалась, не рассуждала… — мечтательно проговорила подружка и подперла кулачком подбородок, опершись локтем о стол. — Какой он офигенный, я тебе еще тогда говорила, когда он за запонками приходил… это что же получается? Это я вас свела, да?
— Получается… так, — в некотором замешательстве от выводов, но все-таки снова согласилась Юля, решив, что спорить выйдет дороже. Да и по времени дольше.
— Блин, Юлька! Тебе бы в партизаны! Слова не вытащишь. То есть вот… ты нашла ему запонки. Он их выкупил. Между вами пробежала искра, и он так прям сразу забрал тебя к себе? Прям с ребенком?
— В некотором смысле, у них с Царевичем оказалось много общего.
— У миллионера с твоим трехлеткой?
— Андрею еще нет трех. Ему в июле.
— Не цепляйся! Я о глобальном!
Маша и глобальное — это были две настолько несоприкасающиеся плоскости, что Юля едва сдержала смешок и в очередной раз решительно кивнула. А что ей еще оставалось? Подружка сначала начиталась новостей про плейбоя Моджеевского, будь он неладен (Юлька мысленно погрозила ему кулаком за такой статус), потом обнаружила в каком-то паблике свежеопубликованную фотографию их святого семейства за обедом в кафе — они нашли замечательное и достаточно демократичное заведение, в котором Богдан выглядел не менее органично, чем в дорогом ресторане, но при этом Юлька не чувствовала себя неловко или глупо.
Потом у Машунции случился кризис, в результате которого она пару дней дулась, что лучшая подруга совсем ничего ей не рассказала. В тот период она пыталась создать коалицию с Леркой, но та только отмахивалась и бежала дальше по своим делам. Ей было не до того, у нее в квартире разверзся ремонт и бывший парень предпринимал попытки вернуться, найдя в ремонте железобетонный повод — помочь. Ну а Машкин кризис оказался слишком краткосрочным и преобразовался в катарсис, за которым следовали обнимашки и текущий допрос.
И тщась совладать с настойчивым зудом, что вся эта шумиха в средствах массовой информации насчет Богдана неспроста, Юля держала оборону и по капле выдавала информацию, которую можно выдавать. Хотя и страшно. Очень страшно. Вдруг рано. Вдруг ничего еще не получится?
Вдруг?
Вдруг.
Вдруг!
— А если о глобальном, то я влюбилась, — очень тихо сказала Юлька и, что характерно, чистую правду.
— Чудище! — самодовольно объявила Машка. — Конечно, после Ярославцева недолго и влюбиться!
— Ну вот Диму я точно обсуждать не готова, и вообще — мне пора!
— Куда?
— Куда!
— Стоять! — запротестовала Маша. — Ты же так и не рассказала, как у вас это все развивалось!
— Зато будет что рассказать в следующий раз! — «Если придумаю…»
Партнерша и подружка этим полуобещанием, вроде бы, удовольствовалась. И расцеловав Юльку в обе щеки, все-таки отпустила. Можно даже сказать, благословила в путь. Потому Юлька, пока эдакая благодать снизошла, спешно собралась и ретировалась из магазина, оставив Машку все проверять и закрывать. Ей самой и правда хотелось поскорее свалить.
Не нравилась эта шумиха. Очень сильно не нравилась. И не давала покоя ни на минуту мысль, что что-то здесь не так. Не праздный интерес. Слишком четко по целям отрабатывают. Целенаправленно. Дима? Может, и Дима. Ему сейчас выгоднее всего. И он ближе всех, почти внутри этой ситуации. Вот только последствий Юля пока не ощущала, не понимала, во что выльется, но чутье в этом смысле у нее была хорошо развито. Еще с аудиторских времен — так безумно давно, оказывается, будто бы в прошлой реинкарнации.
Иногда она жалела о том времени, а иногда думала, что и к лучшему, что ушла. Сложно представить себе подобную занятость теперь, сегодня. А так она, по крайней мере, принадлежит себе. И Богдану тоже, да. Но сожаления теперь, возле Моджеевского, с которым они когда-то столь во многом соревновались, проступали все сильнее, потому что она отдавала себе отчет, что однажды повелась на тупой шантаж и не реализовала того, что могла бы. Ведь, в конце концов, ее работа в прошлом — это такая же большая часть ее самой, как сегодня, к примеру, сын. И эти две ее ипостаси могли бы соседствовать. Наверное…
Оказавшись на улице и сунув нос в шарф от порыва ветра, Юля улыбнулась, зная, что прохожие совсем не видят ее улыбки. Вытащила из сумки телефон и набрала Бодин номер.
— Между прочим, сейчас ты спасла двух человек! — весело сообщил ей Богдан вместо приветствия, как только принял звонок.
— Хорошие люди или типа Гитлера с Муссолини? Я могу отключиться, а ты их кончай!
— Вообще-то первый из этих спасенных — я.
— А второй?
— Один недопрограммист.
— И чем эта бестолочь провинилась? — хохотнула Юлька. Богдан-айтишник был для нее совершенно неведомым зверем. Даже Богдан-гендиректор осознавался проще. А ведь тоже совмещал! Как, возможно, могла бы она!
— Эта бестолочь профакапила сроки сдачи проекта, — фыркнул Моджеевский.
— Оу, — прокомментировала Юля. — И что вам за это будет?
— У меня — штрафы, СЕО я уволю, тимлид будет пахать пару суток. Бестолочь я собирался грохнуть, но вмешалась ты.
— А штрафы очень большие? — вкрадчиво уточнила Юлька.
Богдан завис на мгновение и, подхватив ее тон, спросил:
— А что?
— Я думаю, заказывать ли сегодня ужин или мы начинаем экономить прямо сейчас.
— У тебя продажи накрылись? — рассмеялся Бодя. — А я надеялся…