The Мечты. Соль Мёньер
Шрифт:
Реджеп как раз сунулся в кабинет, в котором клочки летели по закоулочкам, чтобы расслышать отчетливое:
– Мне плевать, чья она дочка! Это в твоем стиле делать карьеру через баб. И возраст у нее как раз твой любимый! Татьяна Романовна! Татьяна Романовна! Эта Татьяна Романовна тебе в дочери годится, старый ты козлина! Узнаю, что ты с ней спишь – убью обоих!
– Ларочка, - стонал откуда-то из угла загнанный в него Валерий Анатольевич, - ну ты бы уже определилась, кого убивать! Ее или Анжелику!
«Э-э-э! – взревел внутренний янычар в теле нашего обычного, но
И видимо, этот мысленный рык был столь громким, что к нему одновременно повернулись головы супругов Хомяковых, еще не остывших от жара сражения.
– Реджеп, чего тебе? – вызверилось начальство. – Я занят!
– Мы валим. Смотреть поставщиков!
– Каких, нахрен, поставщиков?
– Которых ваша помощница нашла, - сообщил он. – Татьяна Романовна.
В ответ на это имя Хомякова напряглась, будто готовая к прыжку хищная кошка. А Реджеп выжидающе воззрился на Валерия Анатольевича. Тот лишь отмахнулся: вали, мол. Что Четинкая и сделал. Свалил. Думать. Потому как такой поворот его совсем не устраивал – в самом деле, не могут же она... и он... или могут?!
В этом месте следует перечислить множество аргументов, нумеруя их по порядку как «во-первых» и «во-вторых», которые мог бы сгенерировать мозг нашего Шефа. Но мы не станем этого делать, поскольку систематизировать таким образом скачущие с кочки на кочку мысли и умозаключения господина Четинкаи решительно бессмысленно. Не единожды за последующий час до отъезда он представлял себе Таню с Хомяком, и его буквально выворачивало от этой мысли, хотя он и пытался списать на то, что кофе на пустой желудок – идея даже в своем зародыше достойная аборта.
Вместе с тем он отчетливо помнил тот их с Таней поцелуй на набережной всего-то пару дней назад. Может быть, ему показалось, конечно. Может быть, он много на себя брал. Может быть, он вообще дебил, потому что его предположение так же невероятно, как Таня, гуляющая с Хомяком. Но он готов был руку отдать на отсечение – она нифига не умела целоваться. По-настоящему – не умела. И это немало занимало его в последние дни, когда он не был поглощен разборками с этой странной и удивительной девушкой, так стойко ассоциировавшейся в его голове с теплым и солнечным летом посреди зимы.
Потому любой бред про Таню и Хомяка – это больная фантазия ревнивой Хомячки. Да и самого Реджепа весь последний час.
Ведь если допустить, что не бред то... ну мало ли... всякое же бывает. Может, она потому ему тогда и врезала, что у нее... что она... что он... Что они...
– Шеф, в кипятке держала ровно восемь секунд, как ты говорил, а все равно не то, - донесся до него обиженный возглас Анфисы, что-то там считавшей, черт его знает что. Наверное, опять песто химичила. И перехимичила.
– Ага, - отстраненно пробормотал Реджеп. И свалил.
Настю он так и не дождался. И собственное желание поскорее увидеть Таню даже не брался признавать. Но все же, прихватив с собой рюкзак, просунул наглую рыжую башку в Танин кабинет и спросил, как ни в чем не бывало:
– В бумажках колупаться не надоело, джаным?
– Без этих бумажек тебе будет сложно колупаться на кухне, - отозвалась Таня, кинула взгляд на часы и принялась наводить порядок на столе – как и всегда в окончании рабочего дня.
На несколько секунд он завис, глядя на эту картину, полную удивительной гармонии, а потом оборзел окончательно, и в кабинет просунулась не только его голова, но и он сам. Весь. Полностью. Прошел по комнате к Тане, без спросу уселся на стул и поинтересовался: - А голубь где? Опять порхает где попало и бездельничает, пока Лики нет?
– Ей Валерий Анатольевич задание дал, - пожала плечами Таня. – А что, соскучился?
– Нет. Хотел дать совет на будущее. Вставь ей мозги. Они у нее где-то были, но без Лики вконец разболтались. А без них работать проблематично. Тебе же будет проще.
– То есть со стороны все же виднее, а? – улыбнулась она, оглядела оставляемый в идеальном порядке стол и удовлетворенно кивнула.
– Советы и приказания – разные вещи? – парировал он.
– А тебя так и тянет поспорить.
– Характер дурной. Ты готова?
Татьяна Романовна, конечно, ко многому в этой жизни была готова. К тому, что мать будет закатывать истерики по поводу их с братом желания самостоятельно выбирать, где и как жить от самого маленького до самого большого, потому что она была склонна к полному контролю над окружающими. К тому, что отец, напротив, станет их с Бодькой поддерживать – то ли из чувства противоречия с бывшей супругой, то ли по причине сосуществования с супругой нынешней, которая иногда даже положительно на него влияла. К тому, что на работе ее никто не станет воспринимать всерьез, и к тому что это «всерьез» ей надо еще заработать. К тому, что вечером будет внушительный заморозок, и к тому, что в горах он станет ощущаться еще сильнее. Она была готова к наводнениям, к штормам, к ураганам, к тому, что небо грохнется на голову. Просто потому что в жизни бывает все. И вместе с тем нет ничего такого, на что у нее не нашлось бы ответа.
Она оказалась не готова лишь к одному. К тому, что ровно в 19:38, оставив за поворотом сыроварню с фермой и супругов Гайдученко, которые владели этим хозяйством и делали поистине шикарный продукт, предварительно договорившись с ними о заключении контракта, совершенно неожиданно под рев двигателя включив музыку устремленным к магнитоле пальцем, Реджеп Четинкая, шеф-повар отцовского ресторана и неадекват по жизни, обладающий по собственному признанию дурным характером, решительно ей заявит:
– Из их «Великана» получится муссовый десерт с соленой карамелью и оттенком кофе. Я похожее пробовал в Вене несколько лет назад. Ты очень вовремя их нашла. Молодец, джаным.
– Я тебе не джаным, - привычно пробухтела Таня.
– Я помню. Но тебе подходит, даже если не нравится. Ты как щепотка перца в шоколаде или несколько кристалликов соли на сладком кренделе. Да, в конце концов, как сыр с плесенью в пироге. Мы весь день на эту тему фантазируем, а ты все споришь.
– Вот и продолжай фантазировать про еду.