The Phoenix
Шрифт:
– Джейсон и Пайпс в моей комнате. Тут, по-моему, нет других вариантов, – язвит Джексон, толкая друга плечом, – я с Энн в гостевой. Фрэнк и Хейзел в комнате Аннабет. Лео, предлагаю тебе комнату Би, ты же не против, я правильно понимаю?
Мои щеки вспыхивают румянцем. Пошло, в духе Джексона. Я нервно, хотя, скорее по привычке, кусаю губы. Лео действительно негде спать.
– Иди в зад, Перси, – одергивает его Джейсон. – Оставь их в покое.
Этот парень матерится? Я улыбаюсь. Уж слишком он похож на примерного сынка богатенького папочки. На удивление, он был чутким и отзывчивым. Он поддержал меня, когда я едва
– Мы спать, голубки. Постарайтесь к утру не разгромить здесь все… Ну, ты понимаешь, – подмигивает мне Джексон.
Честное слово. Будет возможность, я возьмусь за нож, и тогда, шутник, тебе не отвертеться. Но Перси и Джейсон уходят, а я остаюсь наедине с раскрасневшимся Лео. Бесята в его глазах прыгают от счастья. Лишь бы он не накинулся на меня.
– Серьезно? Ты такого обо мне мнения?
Я неуверенно склоняю голову на бок. Алкоголь пульсирует в моей крови, обдавая и до того разгоряченное тело странным жаром.
– Какого?
– Ты смотришь на меня, как жертва на насильника. – сдержанно говорит друг, улыбаясь мне. – В твоей жизни не было друзей мужского пола?
Я не хочу врать, и поэтому прикидываю, сколько же друзей у меня вообще было. Два? Три друга за все школьные года? И были ли они вообще моими друзьями?
– Я не особо общительный человек.
– По тебе не скажешь.
– Это все алкоголь, – развожу руками я, – идем. Покажу тебя нашу комнату.
Лео закатывает глаза и давится от смеха. В коридоре темно, и мы движемся на ощупь, словно мыши, стараясь никого не разбудить. Внутри меня по-прежнему бушует какая-то новая, еще неизвестная мне, Би МакДауелл. Которая вот так просто собралась спать с парнем, которого знает всего несколько часов. Но, поскольку та Би, что пряталась на задних партах и была главной тихоней потока, услужливо заткнулась, я решила отдаться воле случая.
Наконец, в темноте я нашариваю шершавую ручку двери. Чувствую, как сзади меня сопит Лео. Не знаю, чем это все кончится. Мне ужасно стыдно, но все чувства перебивает странный, приторный вкус алкоголя. Я не так много выпила… Или все-таки много?
Но когда я открываю дверь, все мои страхи будто улетучиваются. В свете уличных фонарей, что отбрасывают причудливые тени на стены моей комнаты, я замечаю чью-то знакомую фигуру, развалившуюся на плетеной кровати. Черная куртка валяется у ее подножия, футболка с серыми надписями лежит рядом. Я хочу закричать и возмутиться. Но это Нико. Спящий Нико. Он не хамит мне, не ощетинивается каждый раз, когда я пытаюсь с ним заговорить. На секунду я забываю о Лео. Что-то странное, сестринское просыпается внутри меня. Я слабо соображаю, и прихожу в себя только тогда, когда мои руки опускают на вздрагивающую спину парня ткань одеяла.
Я оборачиваюсь. В дверном проеме за моими движениями следит Лео. Я не могу разглядеть в полутьме комнаты выражение его лица, но знаю, что оно не выражает ничего хорошего. Выхожу прочь из комнаты, прикрывая за собой дверь. Сестринское чувство отхлынуло в ночную темень. Слабо вздыхаю, и, опираясь о стену, усаживаюсь на пол. Что-то не так со мной. Со всеми нами. До безумия странная ночь.
Я не знаю, сколько проходит долгих, тянущихся как горячая патока минут, прежде чем Вальдес несмело усаживается рядом. Тишина разрывает, но я благодарна
– Расскажешь мне свою грустную историю, – шепчет Лео.
– У меня нет грустной истории, – слабо пожимаю плечами я. – Нам все равно придется где-то спать. Предлагаю вернуться в гостиную.
– Ты увиливаешь, а значит не хочешь говорить об этом.
– Так может и не будем, раз я не хочу? – без тени злобы предлагаю я.
– Ты действительно хочешь спать? – удивляется Лео.
В темноте его глаза блестят странными, завораживающими искорками. Вы когда-нибудь замечали, как причудливо извиваются языки пламени в своем витиеватом, бушующем танце? Как они то замирают, то взметаются ввысь, становясь чем-то вроде обезумевших, жаждущих свободы птиц. Я смотрю на Лео, но вижу только танцующие, чарующие языки пламени, что горят в его глазах. Рядом с ним по-настоящему уютно, как у рождественского камина, от которого веет свежей омелой.
– У меня нет грустной истории. – улыбаясь, повторяю я, – Я родилась в семье малообеспеченного эконома. У меня есть братья Энди и Чарли. Не то, чтобы я их очень люблю…
– И это все? – когда тишина начинает давить на уши, спрашивает Лео. – Ты уложилась в два предложения.
– А что на счет твоей грустной истории?
Вальдес грустно ухмыляется.
– Ты серьезно хочешь знать историю Горячего Лео?
– Ты пытаешься шутить, а смех – лучший способ скрыть свою боль, – тихо говорю я.
Эти слова слетели с моих губ по мановению случая. Я будто машина, воспроизводящая введенные в мою память строки. Но лицо Лео мгновенно вытягивается, а пальцы друга начинают выстукивать по паркету странный, прерывающийся ритм.
– Моя история. Да, моя история, – бормочет он. – Моя мама погибла, когда мне было 8… Это был несчастный случай. Мастерская. Было очень жарко. Она предложила мне подождать на улице, но когда двери за мной закрылись, началось пекло. Пожарные прибыли слишком поздно… Ну, а меня, маленького Горячего Лео, отправили в приют. Там я познакомился с Пайпер и Джейсоном. Такими же отбитыми и обездоленными идиотами, как и я. Конец истории.
Он улыбался. Сумасшедшей, лишенной всякого смысла улыбкой человека, который потерял в одно единственное мгновение все самое дорогое. Сейчас мною овладело отвратительное чувство счастья: я не знала своей матери, значит, была чуточку счастливее этого растрепанного, искреннего парня с огненными глазами.
Его история была краткой. Непонятной, сумбурной и дезориентирующей. Лео продолжал выстукивать странный ритм костяшками пальцев. Все чего мне хотелось – обнять его. Не изменить его прошлое, не повлиять на ход событий в будущем, а просто дать понять – он не один. Ведь так часто, этого понимания не хватало мне самой. Но прежде, чем он позволил мне коснутся себя, Вальдес мотнул головой и продолжил:
– А потом появилась она. Странная и уродливая, со своими лохматыми волосами. Ох, как же она бесила меня. Мы провели вместе неделю, и это были худшие дни за всю мою жизнь! – почему-то Вальдес повысил голос, – но, знаешь, единственной хорошей ее особенностью было то, что она не боялась испачкать руки. Извозится в грязи, а потом станет смотреть на меня своими золотыми глазами. Сядет и смотрит. Нормальный бы человек так смог?
Лео оборачивается ко мне. В ответ я качаю головой, боясь проронить хоть слово.