The Phoenix
Шрифт:
– Вперед, Би. – Джейсон приветливо улыбается мне и отпускает.
Я выхватываю из рук Лео микрофон и, широко улыбнувшись, показываю ему язык. Позорится, так позорится по полной. Так, как это делает Джексон. Вокруг меня, полукругом, расположились мои новые друзья. Хейзел по-прежнему сжимает руку Фрэнка, но теперь будто гипнотизирует меня приветливым взглядом. Пайпер устраивается на коленях своего парня, рядом с Перси и Энн. Лео не разделяет их мнения по поводу комфортности дивана, и потому усаживается на пол, подперев впалые щеки руками.
Это так странно, так ненормально и непривычно. Я не могу поверить, что зная этих людей всего несколько часов,
Я уставляюсь в экран плазмы. Сотня лучших новогодних песен, начиная с самых заезженных треков и заканчивая нововведенными хитами. Серьезно? Листая списки минусовок, я понимаю, что пауза затягивается. Ладно, методом исключения большая половина отпадает сразу. Когда в моем распоряжении остается не больше тридцати, взгляд натыкается на знакомое название, и я готова кричать от радости.
Эту песню я пела Чарли. У этого мальчонки просто железные нервы: каждое рождественское утро он врывался в мою комнату с магнитофоном, без разбору рылся в моих дисках, и, когда диск был найден, под вой брата мне приходилось вставать с постели и следовать его примеру. Была ли я охрипшей или сонной, уставшей или злой? Его не волновало это. Это традиция, а их нужно чтить. Но в этом году ей не суждено было сбыться. Я чувствую, как к рукам возвращается прежняя холодность, колючим пощипыванием ко мне возвращается чувство одиночества.
Первые слова даются мне с трудом. Сиплые звуки, вырывающиеся из моего горла, отдаются жуткими хрипами в микрофоне. За такое пение меня бы выставили из придорожного кафе. Но я не в кафе. Я среди друзей.
Это заставляет меня улыбнуться, и тогда я расслабляюсь. Я прикрываю глаза, представляю себе серо-зеленые глаза брата. Его мягкий, внимательный, но по-прежнему изучающий взгляд. Его улыбку, в которой прячутся солнечные лучи. Его смешной курносый нос усыпанный веснушками. Милые ямочки на круглых, как у меня, щечках. Кажется, вокруг меня снова пасмурная комната Марджеров. Теплое, пахнущее сыростью одеяло не греет, а заставляет сильнее зарыться в складки собственной кофты. Я слышу его веселый вскрик, что разносится по коридору. Чарли всего восемь, и я даже и подумать не могу о том, чтобы разозлится на него. Стук босых пяток по скрипучему паркету. Он приносит в комнату запахи омелы и печенья, запахи настоящего, чистого и искреннего праздника. Он прыгает на моей кровати, а притворятся спящей, ровно как и противится этому демону в полосатых штанах, бессмысленно. Чарли поет последний куплет. Мне бы поспеть за ним. Его ручки стягивают с меня одеяло, и он крепко прижимается ко мне щекой. Это счастье. Счастье от его хриплых, бессвязных выкриков, что он называет пением. Бессмысленное болтание, щекочущие поцелуи, братские объятия, сияющие глаза и полыхающий огонь домашнего уюта. Вот оно. Ты рядом, Чарли.
Я открываю глаза. Позади меня раздается кульминационный аккорд песни, и, набрав в легкие, я протягиваю:
–… Это ты.
Звон колокольчиков, мотив рождественских мелодий стихает. А я продолжаю улыбаться, глядя в пустоту под ногами. Что-то теплое по-прежнему разливается по телу, приходя на смену холодному оцепенению.
– Черта с два, Джексон, ты заставишь меня спеть после этого, – подает голос Лео.
Я перевожу взгляд на темноволосого, и сердце пропускает череду ударов. Он заворожено смотрит на меня, хлопая пушистыми ресницами. В его глазах сквозит недоверие и смятение.
Я невольно заглядываю в его черные, безучастные глаза, которые продолжали прожигать меня холодом и безразличием. Это обижало. Это обжигало. Это заставляло чувствовать дискомфорт. Но сейчас обиды не было. Не было даже дискомфорта. У меня есть только одно желание: если счастлива я, почему бы в этот Новый Год этому странному, одинокому и одичалому парню не быть счастливым? Я собираю всю свою волю в кулак, чтобы не оторвать взгляда, не сбежать с поля боя. Улыбка, появившаяся на моем лице, становится шире, и я искренне улыбаюсь ему, просто потому, что я счастлива. Просто потому, что я готова поделиться счастьем со всеми вокруг.
– Это лучшее, что я слышал за всю свою жизнь, Би! – вопит Джексон, прижимая Энн к себе еще крепче, – Предлагаю тост!
Он хватает со стола пластиковый стакан, и его примеру следует все вокруг. Они слабо улыбаются и все еще ошеломленно смотрят на меня. Кто-то хвалит, кто-то просто сопровождает восхищенным взглядом. Теперь слова Джексона о «диковинном зверьке» не кажутся мне такими дикими.
– В жизни многое можно купить или выменять, получить в награду или приобрести с жизненным опытом. Но то, за что я благодарен судьбе, Богу или кому-либо еще… Я не покупал никого из вас, ребят. Вы со мной просто потому, что … Вы – это я. – Он улыбается, глядя в счастливые глаза Чейз, – пусть еще хоть десять, двадцать, пусть пройдет хоть сорок лет … Я хочу всегда видеть ваши счастливые лица.
– Ты пугаешь меня, Рыбьи Мозги, – смеется Аннабет, чмокая Перси в щеку.
– Аминь, – шутливо говорит Лео.
– Что ты с ним сделала, Чейз? – отзывается Пайпер.
– Во всем виноваты девушки, – кряхтит Джейсон, усаживая ее к себе на колени.
Они смеются. И я смеюсь вместе с ними. Это счастье? Это счастье.
– Идем, красотка. Хочу показать тебе, в чем я по-настоящему силен, – улыбаясь, просит Лео.
Я думаю, это плохо кончится, потому что бесята в его глазах стали тлеющими, яркими огоньками. Но как только он берет меня за руку, переплетая наши пальцы, мне на секунду становится плевать. Как будто мы знакомы сто лет, и это наша главная традиция – сходить с ума.
И если вы не танцевали с Вальдесом, можете считать, что прожили жизнь зря. Я знала, что у этого парня не все дома, но чтобы на пьяную голову включить старый хит в стиле кантри и потащить меня танцевать… Тут моя логика бессильна: я действительно считаю, что с ним что-то не так.
Это было около часа ночи. Но, честное слово, я не чувствую себя усталой даже теперь, когда кроме нашего дуэта в гостиной комнате остались только Джейсон и Перси. Они смеялись над нами, и первое время я даже краснела, глядя на ухмылки, которыми давились друзья, но потом… Что-то будто щелкнуло, и я стала самой собой – девушкой больной дислексией. Кажется, я скакала не хуже своего напарника.
Он наступает мне на ноги, и я стараюсь не оставаться в долгу. Кажется, я смеюсь как ненормальная, но на самом деле, внутри только чувство парения и счастья.
– Я умру от смеха, Би, и в этом будешь виновата ты, – перекрикивая музыку, давится смехом Джексон.
Я смеюсь, но отступаю от Вальдеса.
– Хватит на сегодня.
– Неужели Вам не понравилось, мадам? – он обиженно скрещивает руки на груди.
Этот парень черт в табакерке, не иначе.
– Кто где спит? – интересуюсь я, все еще пытаясь отдышаться.