The Phoenix
Шрифт:
Я уже представляю, как стану накладывать тени на ее лицо. Пусть у нее тоже будут круглые щеки, как у меня. Не одной же мне мучится с Джексоном? К глазам я приступаю в последнюю очередь. В них должны отражаться чувства человека, его переживания, помыслы. И я придумываю историю для этой девушки. Но чем дальше продвигается дело, тем больше я понимаю, что улыбка лишний элемент на ее лице.
Когда картина замыливает взгляд, я просто продолжаю прорисовывать детали, не обращая на общий вид никакого внимания. Но теперь, оторвавшись от ее черно-белых черт, я понимаю, как ошиблась. В глазах
Неожиданно, я чувствую резкую головную боль. Она пронзает тело, и я чувствую, как из рук выпадает карандаш. Меня сворачивает пополам, и, чтобы не закричать, я кусаю губы. До боли. До крови.
Хлопья снега опадают на мои плечи, а я продолжаю ловить их ртом, зажмурив глаза от удовольствия. Чувство свободы пьянит меня, и я не замечаю никого в округе. Только странную, статную фигуру человека в черном плаще. Он пристально наблюдает за мной со стороны.
Но это мой первый снег, и я счастлива, как никогда прежде. А какое мне дело до незнакомцев? Мне семь – меня это мало волнует. Я хлопаю в ладоши и кружусь в безмолвном танце. Внутри меня согревает что-то теплое, что-то родное, найденное, возрожденное.
Но, неожиданно, кто-то с силой останавливает меня.
– Тебе не следует так себя вести. Ты привлекаешь слишком много внимания, дитя.
Я сопротивляюсь рукам незнакомца. Того самого, что еще секунду назад наблюдал за мной.
– Пустите меня, пустите!
– Ты должна быть осторожна, – его стальной голос поражает меня в самое сердце.
Теперь даже снег не кажется мне таким прекрасным. Даже теплое солнечное свечение сквозь серые тучи. Я чувствую, как к губам скатываются слезы. Страшно. И я понимаю, что зову кого-то по имени. Зову от страха. Зову от безысходности. Руки незнакомца впиваются в мою ладошку и тянут в неизвестном направлении. Он идет слишком быстро, и я едва поспеваю за ним.
Я плачу. Продолжаю звать кого-то на помощь. Но на нас никто не оборачивается, хотя в округе много прохожих. Они глядят прямо перед собой и продолжают идти вперед. Я пытаюсь схватиться за руку проходящего мимо человека. Почему-то мне кажется, что тогда я смогу вырваться. Но как только моя рука касается кончиков его пальцев, меня пронзает жуткий холод. И тогда я замечаю пустые глазницы прохожего.
Я чувствую, как перехватывает дыхание. В спешке я оборачиваюсь и разглядываю остальных прохожих. Слезы мгновенно пересыхают, я просто немею от ужаса.
Они все мертвы.
Кто-то зовет меня по имени. Бьянка...
Я широко открываю глаза. В глаза бьет свет, но я не чувствую боли. Вообще-то, я мало что чувствую. Странное ватное ощущение безграничной усталости. Кажется, в позвоночник впились миллиарды инородных острых тел. Я готова кричать, но по-прежнему кусаю губы. Страшно.
Тут я ощущаю чье-то мягкое касание. Подняв глаза, я выдавливаю кривую улыбку.
– Перси? – хриплым голосом спрашиваю я.
– Как же ты меня напугала, Би! – друг неожиданно
Меня вдруг окатывает волной нежности. Я чувствую чужое тепло, и, кажется, оно ограждает меня от страхов. Странная особенность Джексона: он всю жизнь пах прибоем. Свежестью приливной волны, морским берегом, запахом спокойствия. Я цепляюсь за складки его спортивной куртки, но по-прежнему ощущаю, как мелкая дрожь расходится по моему телу.
– Что это было?
– Это я хотел тебя спросить. – нервно передергивает Перси, – Аннабет попросила проверить как ты. Она как чувствовала. Ты задыхалась, Би. Если бы мы не откачали тебя, я… я не знаю, что бы с тобой сделал.
Я стараюсь смеяться как можно тише. Наконец, друг отпускает меня, все еще цепляясь за мои ладошки. У него слишком горячие руки. Или это температура моей кожи схожа с температурой льда? Он помогает мне сесть.
– Ты что-нибудь помнишь?
– Только головная боль. Я рисовала, а потом вдруг… – Я неожиданно напрягаюсь, потому что ощущаю в раздевалке присутствие «чужака».
Я оборачиваюсь к окну и понимаю, что не ошиблась. Черная фигура напоминает мне ужасного человека из сна. Даже не смотря на солнце, что отбрасывает на его темную одежду легкие светотени, он кажется слишком мрачным. Я сжимаю руку Джексона до хруста.
– Перси, мне кажется мы не одни.
Джексон слабо улыбается мне и треплет по щеке. Дурацкая привычка. Проявлять дружескую любовь на людях самое тупое, что он мог придумать. Даже острые и выгнутые углы в барокко не могли сравниться с этим. Я одергиваю его, но он по-прежнему улыбается.
– Это мой друг, Би. Помнишь, мы говорили про вечеринку? Он приехал чуть раньше, потому что не умеет вовремя отвечать на звонки.
– Я не собирался приезжать вообще, – подает голос друг Перси, но продолжает стоять к нам спиной.
– Нико слишком крут, чтобы признать, что скучал по нам, – подмигивает мне Джексон. – Оставь ее альбом в покое.
Я напрягаюсь. Мой альбом? Какого черта? Я пытаюсь встать, но Перси силой усаживает меня на место. На самом деле, боль притупилась, и я могу передвигаться самостоятельно. По крайней мере, мне так кажется. Но этого делать не приходится. Парень в черной куртке оборачивается, и я впиваюсь взглядом в родной альбом.
Но прежде чем что-либо возразить, он разворачивает его ко мне. Я узнаю лицо незнакомки, но от чего-то ее лицо изуродовано черными грифельными линиями карандаша. И я не знаю, что удивляет меня больше: испорченный рисунок, или следующие слова незнакомца:
– Ее зовут Бьянка, – тихо произносит Нико, глядя на портрет.
====== III ======
Часть III
Беатрис
Вода отрезвляет меня. Наконец-то. Пусть я еще ощущаю дрожь страха, пусть меня всю изламывает в странном чувстве холода, пусть я совершенно выбита из колеи – я дома. Нет, не так. Я, наконец, вернулась домой.
На секунду внутри все сжимается от счастья, и я снова задыхаюсь, но уже не от боли, а от предвкушения. Я резко отдергиваю себя и проворачиваю кран до упора. Поток ледяной воды очищает мой затуманившийся разум. И все плохие мысли, воспоминания, все жуткие сны утекают в канализацию. Там им самое место.