Тигр всегда нападает сзади
Шрифт:
Проснувшись в холодном поту, Кира растолкала Алана и взмолилась:
– Вызывай помощь. Не могу больше, душа болит. Сил никаких нет.
К берегу, куда должен был причалить корабль и где уже стояла, ожидая его, Кира, пришел Алан. Он поставил небольшой саквояж на песок и с улыбкой посмотрел на нее.
– И ты тоже? – кивнула она на багаж. – Неужели решился?
– Да. Понял, что больше не смогу здесь жить как прежде, в одиночестве. Видно, и этот период моей жизни закончился.
– Что думаешь дальше делать?
– Жить.
– Зачем страсть? Пусть будет тихая любовь.
– Я не против. Но почему-то мне кажется, что я уже никогда не полюблю. – И, не давая ей возразить, быстро вскинул руку: – Смотри! Как красиво летит птица.
Кира подняла голову и долго следила за полетом белой чайки. Ей было немного грустно. Она понимала, что Алан влюблен, что он сильно привязался к ней, но ничего не могла ему обещать. Для нее он так и остался хорошим другом, не более.
– Я обязательно навещу тебя, приеду в твою клинику. И, может быть, даже решусь подправить нос. Или уши, – она засмеялась.
– О, только не это! Приезжай просто так, зачем тебе что-то в себе исправлять.
В порту Сиднея они расстались, и Алан сразу направился в аэропорт брать билет до Лондона. А Кира решила навестить свой дом. Почему-то ей казалось, что там по-прежнему живут Лес и Анфиса. И хотя она одергивала себя, напоминая, что отсутствовала целых три месяца и муж с дочерью наверняка давно уехали, иллюзия не исчезала.
Как заставить человека испугаться до мозга костей? Быть может, появиться у него за спиной в тот момент, когда он, ничего не подозревая, выносит из дома ценные вещи?
Марфа была уверена, что с хозяйкой все кончено. С того света не возвращаются. Да еще адвокатша эта приезжала, несла какую-то чепуху. Но Марфа хоть и выглядит тугодумкой, но соображать быстро все же способна. Она сразу поняла, что у хозяина серьезные проблемы – его подозревают в убийстве. А раз подозревают, то могут и посадить. И тогда дом… кому достанется дом? Смерть хозяйки не установлена, а значит, пока ее не признают умершей, особняк будет ничейный. Так? А платить ей за то, что она его сторожит, кто должен? Давно уже зарплату задолжали.
Марфа потерла конопатый нос и опять ухватилась за вместительный чемодан. Она, пыхтя, тащила его к машине, рассчитывая компенсировать украденными вещами невыплаченную зарплату и хозяйкину скупость. Виданное ли дело, почти двадцать лет на нее отпахала, рассчитывала на строку в завещании, а в ответ – фигу. Тысячу долларов оставила да сервиз на двенадцать персон. Это что?! Да просто насмешка какая-то.
Она покрепче ухватилась за ручку чемодана и поволокла его по песку. Тащить было удобнее, пятясь спиной. Так Марфа и поступала. Но сделав очередной шаг, она вдруг уперлась задом во что-то мягкое и теплое. От неожиданности Марфа ойкнула и, выпрямившись, обернулась:
– Мэм, как же вы меня напугали! Подкрались, словно тень. Разве так можно
– А что это вы выносите из дому? – спокойно спросила Нина Михайловна, оглядываясь на машину с открытым багажником, к которой и тащила чемодан домработница. – Вы ведь Марфа, да? Разве в доме моей дочери было много ваших вещей?
Лицо домоправительницы стало наливаться пунцовой краской, маленькие голубенькие глазки испуганно заметались.
– Не губите! – она плюхнулась коленями в песок. – Только не вызывайте полицию, я все верну.
– Встаньте, Марфа, – властно сказала Нина Михайловна. – И идите в дом. Вместе с вынесенными вещами, разумеется. Там решим, что с вами делать.
Сообщать в полицию Нина Михайловна не собиралась. Жалко стало тетку, испугавшуюся, что останется без работы и без привычного комфорта. Она ее могла понять: когда сама осталась одна, без мужа, испытала нечто похожее. Денег все время не хватало, и она запиралась в своей комнате и плакала от бессилия.
Марфа пыталась что-то объяснить, но Нина Михайловна ничего об истинных причинах ее поступка знать не хотела. У нее были свои виды на служанку. Она решила ее простить взамен на небольшое одолжение.
– Вы поедете со мной в Москву, Марфа, – сказала Нина Михайловна, когда они вошли в дом и расположились в просторной гостиной. – И там, на суде, скажете все, что я вам сейчас напишу.
– Да, хорошо, – согласно затрясла головой Марфа, – только не сообщайте в полицию.
Через два дня после этого происшествия в свой дом на берегу океана вернулась Кира. Она прошлась по пустым комнатам, отмечая, что все убрано и нет никаких следов присутствия людей. И никаких следов трагедии – разбросанных вещей, бешеных сборов. Они, Алексей и Анфиса, должны же были, наверное, переживать?
«Да брось, – одернула она себя, – твоя смерть решала для них все проблемы. Конечно, поплакали сначала: все-таки родной человек. А потом скорее всего успокоились и забыли. А оправдание себе всегда можно отыскать».
Она прошла по комнатам, безучастно притрагиваясь к вещам. Зашла в свой кабинет и откинула штору. Неприятно всколыхнулись воспоминания: точно так же она стояла у окна, когда увидела их – мужа и дочь.
– Нет, это невыносимо, – сказала вслух она. – Дом нужно поскорее продать. И пусть все останется в прошлом, будем начинать жизнь с чистого листа.
На книжной полке сиротливо стоял томик Шекспира. Кира провела пальцем по корешку, достала его, пролистала. Но поставить на место никак не получалось: мешала стопка газет. И кто их читал? Неужели Марфа?
Она вытащила газеты и положила на стол. Сознание выхватило заголовок статьи в последний момент, когда Кира уже собиралась уходить. Она вернулась к столу, взяла газеты в руки.
«Алексею Гарденину предъявлено обвинение в убийстве жены», – гласил первый заголовок. Степлером к изданию была прикреплена визитная карточка какого-то адвоката. Точнее, «какой-то», потому что имя на ней было женское. Остальные заголовки тоже не радовали, а статьи наперебой смаковали новость.