Тигриное око (Современная японская историческая новелла)
Шрифт:
Позже, когда отправляли Окиаки заложником в Эдо и он, сопровождавший заложника, вернулся ни с чем, они не обсуждали это с князем. Однако в ушах его еще громче звучали слова князя Тадаоки: «Не умирай, пока я не скажу».
И Мунэнобу терпел. Никому не говоря ни слова, не открывая тайны даже Мио, он молча продолжал жить. Потому что пока тянулась эта его жизнь, он стал постигать, что значили слова Тадаоки «не умирай».
Если бы его не стало, то вслед за ним, быть может, не стало бы еще кого-то, и еще, и еще… да что там — сам князь, возможно, лишился бы жизни. Чтобы предотвратить это, князь сказал «не умирай». Ведь ради
— Да, Сигэмаса, князь лучше всех знает, почему я продолжал жить.
— Князь?
Мунэнобу ничего не ответил на вопрос, читавшийся в глазах Сигэмаса. В этот час смолкли и голоса цикад в саду, и выкрики людей у ворот едва доносились сюда, как будто это было где-то далеко-далеко. Кроме двоих мужчин, сидящих лицом к лицу, все вокруг поглотила безмолвная тьма.
Наконец Мунэнобу произнес, словно выдохнул:
— Страшно для самурая оставаться жить, когда следует умереть.
— …
— Но теперь довольно. Наконец, мой час настал.
— Господин Хиго… — Сигэмаса порывисто придвинулся ближе, как будто бы его осенила догадка.
— Ладно, Сигэмаса, ладно. С тебя довольно одного удара.
— Но…
— Не надо задумываться о том, что ты убиваешь меня, человека, который сделал тебе добро. Потому что есть поступки, которые человеку приходится совершать вопреки желанию, и есть другие, которые при всем желании совершить невозможно.
— Д-да. Но… Князю… Ему сказать что-нибудь?
— Ничего говорить не нужно. Впрочем, пожалуй, вот что…
На миг опустив веки, Мунэнобу прибавил:
— Передай только в храм Кэнниндзи, господину Окиаки. Скажи, что Мунэнобу наконец-то взрезал себе живот.
— Господину Окиаки?
— Да, — Мунэнобу едва заметно улыбнулся. — Люди болтают всякое, но лучше всех на этом свете знает меня он. И даже зная меня, он не смог удержаться от своего поступка. Когда он принимал постриг, то сказал: «Прости меня, Хиго».
— Так, значит, господин Окиаки…
— Да. Хотя чем дальше, тем вернее я был обречен на смерть, господина Окиаки винить в этом не хочу. Пожалуйста, помни об этом.
Сигэмаса так и остался сидеть с поникшей головой, а Мунэнобу поднялся с места.
— Я только переоденусь. Смотри не оплошай, удар должен быть мастерский.
В соседней комнате, продевая руки в рукава белого кимоно, он смотрел на мертвое лицо Мио. На нем совсем не было печати страдания, оно было безупречно, как лицо восковой скульптуры.
— Мио, — попробовал он тихонько позвать.
Выслушать его теперь должен был бы не Сигэмаса, а Мио.
— Прости, Мио. Так до конца я ничего и не сказал тебе.
Безудержный порыв все рассказать Мио охватывал его не однажды. Однако мысль о том, что этого не должен знать никто, кроме него и Тадаоки, замыкала ему уста на самом краю.
Мио умерла, так и оставшись в неведении. Мио решила умереть, потому что устала жить. Мунэнобу думал, что после того, как отправит Мио в родительский дом, он все поведает ей в прощальном письме. Но Мио умерла, не узнав даже об этом.
— Ты слишком поспешила, Мио, — печальная улыбка мелькнула на его лице. —
Конечно, никто не желал ранить ее. Тадаоки, у которого на шее висит удел с доходом в триста девяносто тысяч коку риса, управляет им в меру своих сил. Окиаки же избрал себе судьбу, которую трудно было не избрать в его положении. А если уж говорить про Токугава Иэясу, который дал толчок всем случившимся событиям… Так ведь он, может быть, не замышлял никаких особенных интриг, всего лишь отдал приказание… Возможно, ему просто понравился сметливый Тадатоси заложник в Эдо, которого он часто видел подле себя.
Заметили ли все те, в чьих руках власть, как из хитросплетения судеб людей, вовсе не желавших зла, нежданно образовался уродливый узел? Да, Тадаоки до последней минуты помнил про семью Нагаока и даже хотел спасти Мио. Только догадывался ли он, что этим нельзя было уберечь ее душу…
Нечто более могущественное, чем каждый из этих людей в отдельности, подточило за несколько лет жизнь Мио. И не только ее жизнь. Это же нечто заставило замкнуться Мунэнобу и разрушило отношения между ними двумя. Как глубока та рана, которую без всякого злого умысла нанесли их любви, Мунэнобу еще раз почувствовал теперь, когда не стало Мио.
Долго он стоял так и, не сходя с места, смотрел на Мио.
Он решил умереть, ничего не сказав про нее Сигэмаса. Наверняка будет много шума, когда ее найдут во время обыска в доме. Вероятно, гибель Мио «во имя супружеской верности» глубоко растрогает людей.
Но ведь это теперь уже не важно. К Мио все это не имеет никакого отношения.
Пока Мунэнобу сам себе бормотал все это, донные слои окружавшей его темноты чуть заметно дрогнули. Наверное, это ветер, чуть колыхнув плетеную калитку, полетел прочь.
Дзиро НИТТА
Родился в 1912 г. в префектуре Нагано. Окончил основное отделение училища радиотелеграфной связи, поступил на работу в Центральное метеорологическое бюро, где работал до 1966 г. В 1949 г. под влиянием бестселлера «Падающая звезда жива», написанного его женой Тэй Фудзивара в жанре дневника репатриированных из Маньчжурии японских поселенцев, он написал и в 1951 г. опубликовал по частям повесть «Предание о силаче-носильщике», которая получила первую премию журнала «Санди майнити». Повесть вышла потом отдельным изданием и получила 34-ю премию Наоки. Писателю особенно удавались произведения на тему связи человека с природой; среди вершин его творчества — «Вдали от всех», «Набережная славы» и наиболее значимые из его произведений на исторические темы — «Полководец Такэда Сингэн», серия, печатавшаяся с продолжением в течение восьми лет и в 1974 г. награжденная 8-й премией Эйдзи Ёсикава, а также ее продолжение «Полководец Такэда Кацуёри». Миллионными тиражами вышли книги «Полководец Нитта Ёсисада» и «Путь к смерти по горе Хаккода-сан», ставшие бестселлерами в области исторической документальной прозы. В 1974 г. издательство «Синтёся» опубликовало 20-томное Полное собрание сочинений Дзиро Нитта, завершили его в 1982 г. дополнительные 11 томов. Писатель умер в 1980 г.