Тигры и земляника
Шрифт:
Элис
Должна вас разочаровать, Училка =) Нет, ничего такого у нас… Ну как… Вообще-то мне показалось, что в одно время Руслан пытался за мной ухаживать… Но надо его знать, чтобы понять – между нами ничего быть не может.
Дело в том, что мой «генерал» – человек, целиком и полностью зацикленный на работе. Больше для него ничего нет – ни женщин, ни развлечений, ни отдыха, ничего. Девочки в офисе называют его «сухарем», «машиной», «терминатором»…
Училка
А он женат, ваш «генерал»?
Ацкий
канешна! Узнаю бап – жынатый иле нижынатый их интирисуед ф паследнюю очиреть. а как ваапще училка дагадалазь спрасить пра это я удивилсо?
Элис
Нет, Училка, семьи у него нет. Разведенный. Трудно, наверно, жить с таким мужчиной – в голове одна работа! =)
Ацкий кактус, ты примкнул к Месье Буноff-у? В полку женоненавистников пополнение =)
Месье Буноff
Позвольте заметить, досточтимая Элис, – ненависть к женщинам вовсе не свойственна моему характеру. Я женщин очень люблю, особенно правильно приготовленных… Моя ирония относительно дамских недостатков носит исключительно благодушный и шутливый характер – па-апрошу учесть!
Выхухоль
А мне это… про работу понравилось. (Задумчиво чеша в затылке). Чем-то на мою фирму похоже, только у нас другое.
Училка
Где вы работаете, Выхухоль, если не секрет?
Ацкий кактус
училка. Нидаждафшысь атвета выхохля паясняю – он работаед на мехавой фабреке. шъет телагрейки из суслекоф, барсукоф и харькоф. Патом прадает на рынке приезжым из среднийазеи каторые мерзнуд в наши халада
Выхухоль
Отвянь, балбес.
Училка, я работаю в оптовой фирме сисадмином… то есть системным администратором, расшифрую. У нас тоже туго гайки закручивают, но у меня свободы больше, чем у других, я специалист хороший (говорит скромно потупившись) )))
Месье Буноff
Скажите, дражайшая Элис, а что за таинственный Георгий нет-нет да и промелькнет в ваших сообщениях? Не сочтите за труд, поясните обществу!
Элис
Длинная история, Месье Буноff. Ну что ж, надо и про это написать, наверно. Обещала – так обещала. Только в следующий раз, ладно?
Фиш
Альбина
Местами на газонах сада еще лежит зернистый наст. Сверху видно, как он влажно искрится, отражая свет луны и фонарей. Я приоткрываю окно, воздух доносит одуряющий запах талого снега, земли, мокрых деревьев.
Весна. Опять весна.
Все по кругу.
С неба валится влажное, непонятное – то ли дождь, то ли снег, то ли дождь со снегом… Совсем как тем промозглым осенним вечером в Москве, сто лет назад, когда я поставил свою «девятку» на стоянку, забрал у сторожа пропуск и направился домой. Под ногами хлюпала стылая каша, в
То ли дождь, то ли снег, то ли дождь со снегом…
Уже год, как я в столице. Днем работаю в юридической фирме. Вечерами читаю. Слушаю музыку. Катаюсь по ночному городу. Вспоминаю Настю.
Вспоминаю Мурзилку.
Вспоминаю Профессора.
Не привязывайся.
Иногда вечерами я дохожу до почтового отделения и бросаю в ящик письмо. В графе «Куда» адрес: «УТ-389/9».
Исправительно-трудовая колония строгого режима.
Квартира, что я снимаю, от стоянки в семи минутах быстрой ходьбы. Ветер швыряет в лицо холодную слякоть, норовит залезть в рукава куртки, за воротник, пробраться под полы… На лавочке возле дома скрюченная фигура. Я прохожу мимо, достаю озябшими руками ключ от подъезда.
Оборачиваюсь.
Несоответствие.
В Москве одеваются легко, – метро, парниковый эффект, перебежки от места к месту, – но здесь явный перебор. На девушке кофточка, юбка и домашние тапочки. Мокрая одежда прилипла к телу, девица дрожит, обхватив себя за плечи.
Я соображаю: захлопнулась дверь, ключи остались в квартире.
– Вам в подъезд? – спрашиваю. – Не можете попасть?
Она молчит. По щеке стекает тушь.
Заблудилась. Забыла дорогу домой.
В тапочках?!
– Эй, – окликаю громче, – все в порядке?
И сам морщусь. Дурацкий вопрос. Разумеется, не в порядке, но какое мне до этого дело?
Девушка поднимает голову. Черные провалы глаз. На скуле лиловый синяк, под носом – дорожка крови.
Ночная бабочка, вышвырнутая на улицу пьяным клиентом.
– Ты кто, подруга? Работаешь?
Издержки профессии. Суровые будни жрицы любви.
Черт, ну и холод. И зачем я заговорил? Прошел бы мимо, и уже сушился в тепле, забыв о проститутке.
– Зайди в подъезд. Холодно же, простынешь.
Она не трогается с места. Я повышаю голос:
– Ты что, не слышишь? Иди сюда!
Путана вздрагивает и покорно встает. Взгляд мутный, бессмысленный. Это не алкоголь, уж пьяные-то глаза я знаю. Это глаза больного.
Я запускаю девчонку в подъезд, она садится на ступени и, подтянув колени к подбородку, съеживается в позе эмбриона. Ее трясет.
– Встань со ступенек, дура.
Она послушно пытается приподняться, но сил не хватает.
Твою мать.
Дома, злясь на себя и чертову девку, я вталкиваю ее в ванную и пускаю горячую воду.
Раздевайся, лезь греться.
Нахожу в шкафу чистую фланелевую рубашку, возвращаюсь в ванную. Стоит, как стояла, облепленная сырой тканью. Горячая вода хлещет из крана.
– Тебя как зовут?
Молчит. Подруга явно не в себе. После повторного вопроса – я стараюсь говорить громко и отчетливо, – трясущиеся губы произносят:
– Альб… – и дальше невнятно.
– Что?
– Аль…бина.