Тихая провинция (Маятник мести)

Сартинов Евгений Петрович

Борян огорченно вздохнул и понурил голову.

– Так это он у тебя главным свидетелем проходил?
– спросил со своей кровати Выря.

– Да, - подтвердил Ремизов и спросил у Боряна.
– Ну, а теперь расскажешь, как на самом деле было?

– Нальешь стакан, расскажу, - засмеялся тот.
– А то глотка совсем иссохлась, говорить трудно.

Ремизов переглянулся с Вырей, тот чуть заметно кивнул головой, и Алексей двумя пальцами извлек из-за тумбочки небольшой запаянный полиэтиленовый пакет. В нем помещался как раз стакан спирта. Один из шестерок сбегал за водой.

Борян чуток воды плеснул в кружку со спиртом, залил обжигающую жидкость себе в глотку, а уж потом отправил вслед остальную воду, тушить разгоревшийся пожар. Отдышавшись и вытерев слезы, он принял из рук Ремизова папиросу и, сделав первую затяжку, заявил:

– Уж забыл, когда в последний раз водку пил. Эх, сука, что за жизнь пошла!

По нему было видно, что алкоголь пошел хорошо, глаза заблестели, лицо

стало наливаться малиновым оттенком.

– Ты рассказывай давай, не в ресторане, - напомнил ему Выря.

Борян кивнул головой, еще раз глубоко затянулся и начал вспоминать.

Когда Борян, допив остатки спирта, ушел к себе, Ремизов еще долго сидел неподвижно, повторяя короткую, странную кличку: Нечай.

– Шелупонь этот твой Борян, - проворчал Выря, устраиваясь поудобней на кровати и даже позевывая.
– Завтра похмелиться прибежит, ты его сразу отшей. Слышь, Лень?

Ремизов пристально глянул на своего пахана и сказал убежденно.

– На волю мне надо.

Выря пальцем показал на свои уши и ответил как в прошлый раз:

– Потом поговорим.

ГЛАВА 22

Время двигалось медленно, но неумолимо. Пошел второй год срока лейтенанта Ремизова. Волей и не пахло. Незаметно подкралась осень, отзвенели последние деньки бабьего лета, пошли заунывные серые дожди. Холода в этих северных местах наступали раньше, чем в Энске. Хмурая погода и чавкающая под ногами грязь еще сильней угнетали психику осужденных. Чаще стали вспыхивать ссоры и драки, порой по малейшему и самому глупому поводу. Нависла угроза и над самим Вырей. С очередным конвоем в зону прибыл некто Урал. По тому, как забегали перед

новеньким шестерки, Ремизов понял, что вновь прибывший - человек

влиятельный. Высокий сутуловатый мужчина с длинным лицом, на котором

особенно выделялись темно-карие глаза и крупные губы, с постоянной усмешкой, Урал высокомерно принимал поздравления с прибытием.

– Вот сука, опять нас с ним судьба свела, - услышал Ремизов голос Выри.

– Кто он?
– спросил Алексей.

– Медвежатник, деловой. Два раза нас судьба сводила, но в третий - я чувствую, уже не разведет. Леня, надо его убрать.

Ремизов покосился на Вырю. Лицо у пахана было встревоженное, глаза

светились ненавистью.

– За что?
– спросил Алексей.

– Нутром чувствую, что стукач, а доказать не могу. Актер! Ну, вот хоть убей, не верю я ему.

– А он знает?

– Да, - Выря отогнул ворот рубашки и показал на шее застарелый шрам.

– Его работа.

Начал Урал круто. На вечерней поверке он безо всякого повода выругал

матерно дежурного офицера, за что был избит дубинками и отправлен в карцер. Вышел он оттуда через десять дней, с той же

нахальной улыбкой и безмерно возросшим авторитетом.

– Вот, посмотри, из карцера пришел, а как с курорта, даже не чихнул, - прокомментировал старый уголовник.

Ремизов поневоле согласился. Каменный, неотапливаемый мешок и летом

вытягивал из организма все соки, а поздней осенью, и подавно. А вскоре в карцер попал сам Выря. На утреннем разводе объявили, что он снимается с должности и переводится на погрузку шпал. Выря был просто обязан отреагировать на подобное унижение, что он и проделал, может быть, не так эффектно, как его главный враг, а затем отправился на правеж.

Из карцера Выря вернулся через десять дней уже с температурой и прямиком отправился в лазарет. Навестивший его Ремизов сразу отметил частый глубокий кашель, сотрясавший тело старого уголовника. Тот явно похудел, даже по лицу чувствовалось, что его мучает температура, глаза блестели лихорадочным огнем.

– Идика, зема, погуляй, - Выря спровадил единственного соседа по палате. Алексей в это время выгружал подарки: пару пачек чая, сигареты, стакан спирта в неизменной мягкой упаковке.

– На мое место, конечно, Урала сунули?
– первым делом спросил пахан.

– Да, - подтвердил Ремизов, - часть артельщиков уже на него работает.

– Так и знал!
– тут Вырю скрутил очередной приступ кашля, но, чуть отдышавшись, он сразу перешел к делу.- Леня, надо его убрать. Я устрою тебе побег, но перед этим ты замочи Урала.

Ремизов думал недолго. Цена свободы была велика, но есть ли цена у свободы?

– Хорошо, - сказал он пристально наблюдающему за ним пахану.
– Я согласен. Что надо делать?

Через два дня к мастерской, где работал Ремизов, подъехал самосвал

"ЗИЛ-130". Опилки и щепу от основных цехов отправляли вагонами в другой

город на гидролизный завод, а от этой небольшой мастерской стружку и мусор раз в неделю вывозили за территорию зоны, на свалку. Рядом с шофером сидел сержант-контролер из старослужащих, отвечающий за то, чтобы никто не проник в кузов во время погрузки. Ремизов, увидев машину в окне, сразу двинулся к дверям инструменталки, на ходу вытирая руки тряпкой. Урал был один. Разувшись и положив босые ступни на табуретку, он наблюдал, как шевелятся заскорузлые пальцы под веселые хрипловатые звуки, доносящиеся из перемотанного изолентой старенького

транзистора.

– Тебе чего?
– лениво спросил он у Алексея.

– Мне сверло на восемь, а то это сломал, - Ремизов старался говорить как можно подобострастно. Урал, зная, что он человек Выри, недолюбливал его, хотя напрямую не проявлял этих чувств.

– Возьми вон там, в верхнем ящике, - Урал небрежно кивнул в сторону стеллажа слева от себя и снова сосредоточился на созерцании своих конечностей. Ремизов продолжал идти на него. Урал поднял глаза, встретился взглядом в лейтенантом - и все понял. Резко вскочив на ноги, он рванулся навстречу Алексею, и тут узкое лезвие стамески словно само вошло в его сердце. Какую-то долю секунды они стояли друг против друга, затем темно-карие глаза Урала затянула поволока смерти,