Тихий гром. Книги первая и вторая
Шрифт:
А прочим мужикам Прошечкины слова показались чересчур дерзкими, поскольку уважали они Виктора Ивановича.
— Да погодите вы, погодите! — закричал Геннадий, намеренно разрушая наступившую неловкость. — Дело ведь не только в том, сколько кандальников идет по Руси в Сибирь, а в том, что революционный дух вселяется и живет в душе каждого рабочего, каждого крестьянина. Там копится он тихим, но грозным громом. Пороховые погреба там образовываются. И сам царь, все его помощники постоянно подкидывают пороху в эти
— Сопливый ты ишшо господин, чтобы знать, куды я пойду, куды не пойду, — хмуро отозвался Филипп. — Иной раз и сам не знаешь, куды пойдешь. Надысь побег было к Лишучихе за косушкой, а дорогой понос прошиб. Воротился да и просидел в хлеву до темноты. А ежели бы я в тот раз причастился — не сидел бы тут с вами теперя.
Мужики загоготали, а Геннадий, не приняв эту шутку, обратился к Леонтию Шлыкову, спросив:
— Ну, а вы тоже не знаете, к какой стороне прислониться?
Леонтий действительно этого не знал. Он и без того сидел, как на горячих углях. Первый раз в жизни слышал такие смелые слова о царе и ежился от страха. Казалось ему, вот-вот скрипнет дверь, появится на пороге жандарм, и всех их кучей в город погонят, в тюрьму.
— Да чего ты у его спрашиваешь? — не выдержал долгого молчания кум Гаврюха. — Он ведь небось ерой — с колокольни отца блином убил.
— Да, — подтвердил Зурабов, горько усмехнувшись, — этот действительно революции не совершит, но и царя грудью не загородит. Каштанов из огня не натаскает.
О каштанах никто из мужиков ничего не понял. А за первые слова Кестер ухватился сразу же:
— Все вы герои, пока вот здесь языками болтаете. Сила в руках царя, войско — оно всех на свои места поставит. Каждому найдется для шеи хомут, для спины кнут, а рот можно и кляпом заткнуть.
— Вот на этом пока все и держится, — согласно кивнул Виктор Иванович, лукаво поведя взглядом по мужикам. — А тебе, Иван Федорович, не мешает кляп-то такие слова говорить?
— Мне-то не мешает, а у тебя он, кажется, все время под усами торчит и говорить не дает.
— Да не греши ты, Иван Федорович, — усмехнулся в ус Тихон. — Цигарка там у его торчит постоянно, дак ведь ее сам он себе вставляет. Не царь же ему эдакую благодать скручивает.
— И хомут, и кнут, и кляп — всего этого в достатке, — не приняв шутку, смазавшую на нет кестеровский намек, заговорил Геннадий, — и даже руки вроде бы связаны у народа, но на мозги узду не накинуть.
— Штык все мозги выправит, он ведь прямой и вострый, — не сдавался Кестер. — Вот у кого штыки, у того и сила.
— А у кого штыки? — спросил Виктор Иванович.
— Я
— Тупое заблуждение, Иван Федорович, — твердо возразил Зурабов. — Все штыки в руках у ваших сыновей и братьев. Вот они-то и решат, куда их повернуть.
— Ну, мой Александр против царя не пойдет!
— Это верно, — поддакнул и Виктор Иванович. — Но у тебя еще Николай подрастает…
Он не договорил, но и этих слов хватило, чтобы у Кестера выступили красные пятна на желтоватых щеках. Младшего сына он ненавидел.
— Колька мал еще такими игрушками баловаться, — выговорил наконец Кестер.
— В войну скоро ребятишки растут, — сказал Матвей Дуранов.
— Господи! — филином от печи ухнул Мирон Рослов и, неловко перекрестившись, добавил: — Создатель один знает, чего с нами со всеми станется.
— Нет, Мирон Михалыч, — мягко возразил Виктор Иванович, — и ты должен знать кое-что, потому как создатель-то ты сам и есть.
— Эт как же так-то? — опешил Мирон, вцепившись узловатыми темными пальцами в свою широкую бороду. — Не пойму я чегой-то…
В этот момент хлопнула входная дверь, и в сумерках вечера, сгущенных клубами едкого махорочного дыма, под полатным брусом остановился Ромка Данин. Щуря глаза, он оглядел собравшихся и, подойдя к отцу, негромко сказал повелительным тоном:
— Пойдем домой, папашка, скорейши: Валька замуж у нас убегла.
— Ах, волк ее задави! Да вы хоть видели, в какую сторону побежала-то?
— Кажись, в Бродовскую уволок ее какой-то казак, — важно ответствовал Ромка.
— Ну, коль так, пойдем, Ромашка, пока все там не разбежались, — Виктор Иванович поднялся с лавки. — Вот она, молодежь-то, как скоро своей судьбой распоряжается.
Следом за ним засобирались уходить Прошечка, Леонтий Шлыков, Филипп Мослов. Поднялся и кум Гаврюха.
— Стойте, мужики, погодите! — взмолился он. — Пойду и я домой, только сперва скажите вы мне, что это за штука Неман? В газетке прочитал, как из городу ехал, а в толк не возьму.
— Река такая на западе нашего государства, — разъяснил Геннадий. — Только не Неман, а Неман она называется.
— Не врешь? — усомнился кум Гаврюха. — А то одни сказывают, будто город это, а Леонтий вот убеждает, что енерал такой есть.
Бурков, Зурабов, Данин и Кестер дружно хохотнули, а Геннадий добавил:
— Не вру. Большие города на этой реке есть — Каунас, Гродно — а вот генерала такого не слышал.
— Ну, коль не врешь, пошли, мужики, — успокоился кум Гаврюха и шутя двинул по загривку Леонтия. — Эх ты, грамотей!
— Ну-у, ты посуду бей, а самовар не трожь! — безобидно огрызнулся Леонтий. — Сказывал же я тебе, что писать-то я пишу, а читать Гришкины письма вон к Виктору Ивановичу ношу.