Тимур. Тамерлан
Шрифт:
— Мне стало ещё лучше, — слегка улыбнулся Тамерлан. — Принеси мне, пожалуйста, глоток холодного айрана.
Выпив айрана, он почувствовал в голове больше ясности и поинтересовался, какой сегодня день.
— Пятница, — сказал пришедший осмотреть воскресшего Тамерлана мавлоно Фазлалла, до последнего сохранявший веру в то, что обладатель счастливой звезды воскреснет и на сей раз.
— День планеты Зухрат [186] , — промолвил Тамерлан. — Самый лучший день для того, чтобы преодолеть смерть и вернуться в мир.
186
День
Вслед за Кишрани один за другим явились прочие лекари, они принялись так и сяк осматривать своего подопечного и своим излишним радением довели его до того, что он рассердился и приказал гнать всех в шею. После этого он вздремнул часа три, проснулся ещё более бодрый, принялся двигать рукой и ногой, разгоняя по телу кровь, съел кусок варёной конины, выпил чашку бульона и полстакана разбавленной в воде и потому молочно-белой араки.
Затем он позвал к себе мирзу Искендера, но не стал продолжать диктовку своей «Тамерлан-намэ».
— Сядь, Искендер, — сказал он, — и послушай, что я тебе скажу. Потом ты найдёшь, куда вставить эти рассуждения Тамерлана. Вот я только что думал, кто я — полезный человек или паразит.
— Хазрет! Как вы можете думать об этом! — промолвил мирза, всё ещё не веря своим глазам, что перед ним вновь как ни в чём не бывало живой Тамерлан.
— Я могу. Никто другой не может, разумеется, давать мне подобных оценок, но сам я — сколько угодно. Так вот. Я размышлял так. Существуют люди полезные. Их мало на свете, но на них держится мир. Они создают ценности, укрепляют государства, изобретают нужные вещи, производят товары, пишут стихи и так далее. Есть и паразиты. Их, кстати, тоже мало, и, будь их чуть больше, мир бы рухнул. Они всасывают в себя эти ценности, разрушают государства, ломают и изнашивают нужные вещи, потребляют в неимоверном количестве товары, нарушают законы, убивают поэтов и тому подобное. Остальное человечество — ни то ни се. Сырьё для башен из круглого кирпича. К этим я, разумеется, не отношусь. Но к первым двум категориям отношусь в равной мере. И к той и к другой. Следовательно, я представляю собой редчайший тип человека. Я — полезный паразит. Здорово придумано?
— О да, хазрет! — восхитился Искендер.
— То есть ты признаешь меня паразитом, хоть и полезным?
— Я признаю, что вы относитесь к этой редчайшей породе людей, — смутился мирза.
— Хитрец ты мой, хитрец! А вот скажи мне тогда, как по-твоему, я злодей или человек благочестивый?
— Разумеется, вы — человек благочестивый.
— Снова не угадал! Я — благочестивый злодей. Что тоже, согласись, явление редчайшее.
— Не смею спорить, хазрет.
— Ступай прочь, ты надоел мне. И пусть позовут Ахмада Кермани. Он по крайней мере имеет весёлую наглость говорить мне правду в глаза. Ты тоже умеешь говорить правду, но не имеешь для этого достаточно наглости.
— Высокоталантливый поэт Ахмад Кермани уехал из Самарканда неделю назад, — сказал мирза Искендер. — Может быть, позвать к вам кого-нибудь из жён?
— Эти и сами приползут, — махнул левой рукой великий муж. —
— Вынужден вас огорчить, хазрет, — потупил взор Искендер.
— Что такое? Она умерла? — всполошился Тамерлан.
— Хуже.
— Хуже?!
— Она сбежала со своим любовником.
— Это с кем же?
— С Мухаммедом Аль-Кааги.
— Молодец девка! Так и надо было. Ведь я же всё равно помирал. А Мухаммед — красавец и умница. Правда, немного подловат, но лишь самую малость. Нет, я очень доволен ею, хотя, конечно, было б лучше, если бы после моей смерти она досталась Халиль-Султану.
— Её и Мухаммеда ловят, — сообщил Искендер.
— Ловят?
— Хазрет не помнит, но он сам послал в погоню минбаши Джильберге.
— Не помню.
— У хазрета тогда только что отнялась речь.
— Может быть, Джильберге их ещё и не поймает, — вздохнул Тамерлан, а Искендер подумал: «На сей раз он воскрес как бы немного не в своём уме».
Вечером к воскресшему обладателю счастливой звезды и впрямь притекла биби-ханым Сарай-Мульк. Она долго описывала свои переживания по поводу тяжелейшей болезни мужа, а потом, естественно, попросила денег на дальнейшую реконструкцию своей громоздкой усыпальницы, которая вновь вся потрескалась, хотя никаких землетрясений за последний месяц не происходило. Тамерлан всё ещё оставался в благодушном настроении, угаданном премудрой биби-ханым, и распорядился дать требуемую сумму.
Он был ещё слаб и уснул, не дождавшись ночного намаза, а на другое день проснулся, когда субх уже давно отслужили. Его прошиб сильный пот, сопровождавшийся вновь трупным запахом, но когда великого эмира как следует вымыли, запах больше не появлялся. Тамерлан довольно плотно позавтракал и принял кичик-ханым, которая была страшно ласкова с ним, гладила его по щекам и груди, а он пощипал её за плечи и спросил:
— Признайся, плутовка, поди уж заготовила чёрную краску для своего прелестного личика?
Днём он уже деловито выслушивал различные доклады, причём, разумеется, с наибольшим интересом те, которые касались подготовки к грядущему походу на Китай. Мимоходом поинтересовался, здоровы ли послы короля Энрике, а узнав, что они вчера выехали из сада Тахта-Карачи в Кеш, чтобы оттуда двигаться в сторону Тебриза, рассердился и приказал немедленно послать быстрого наездника, который бы догнал франков и возвратил их назад в Самарканд.
— Я приказал отправить их из государственных соображений, — оправдывался Халиль-Султан. — Пойми, дед, если бы ты умер, они бы быстро разгласили весть о твоей смерти.
— Ну, ладно, ты поступил правильно, но впредь знай, что я бессмертен, — смягчился Тамерлан.
Незадолго до вечернего намаза внук вновь вошёл в покои Тамерлана. На губах его играла усмешка.
— Хазрет, — сказал он, — встречай гостей.
— Каких ещё? Надоели гости!
— Прибыл минбаши Джильберге.
— Ах вот что? Ну? Неужели поймал?
— Поймал и привёл. Он и его пленники ждут в прихожей.
— Ах, шайтан! — с досадой воскликнул великий эмир. — Проклятый Джильберге! Хм… Однако и молодец! Славно служит. Пусть войдут все.