Тимур. Тамерлан
Шрифт:
Мухамед-касым промолчал, понимая, что коснулся темы, неприятной для хозяев. Воистину, иногда безопаснее говорить о войне, чем о поэзии.
Тимур допил вино, перевернул свою чашу вместилищем вниз и сказал:
— Мы выступаем.
— Когда? — Это спросил Курбан Дарваза, появившийся в дверях пиршественной залы.
— Сейчас.
— Сейчас? — переспросили многие.
— Неужели у нас что-то не готово? А если так, что нас должно задерживать? С рассветом войско должно быть за пределами города.
С возражениями
Ответ Тимура на это в общем-то разумное предложение был в высшей степени неожиданным:
— А ты, Байсункар, вообще не тронешься с места.
— Почему, хазрет?
— Потому что не тронется с места Кабул-Шах Аглан. Кто-то должен остаться при нём.
Визирь покорно, хотя и недовольно, склонил голову.
На этом время разговоров закончилось, вскипела стихия воинских сборов.
Приказание Тимура было выполнено. Солнце только начинало всходить, а из южных ворот Самарканда выползала последняя колонна пехоты, заметая свой след пыльным хвостом.
Тут же на выезде из города кибитку с золочёным верхом, в которой начал поход эмир, догнал всадник, несколько неуверенно держащийся в седле. Это был визирь Байсункар, он крикнул, что у него есть два важных слова к хазрету.
Из-за занавесей появилось недовольное лицо Тимура. Он очень не любил, когда с ним спорят, а сейчас был уверен, что старый товарищ прискакал, чтобы поспорить относительно того, стоит ли ему оставаться во дворце, когда все остальные отправились в поход.
— Что тебе?
— Кабул-Шах умер.
— Как умер?
— Сидит под чинарою и не дышит. Он уже холодный. Почти как живой, но совсем холодный.
— Он же ещё молодой, он ничем не болел, — попытался спорить с очевидностью Тимур, но скоро оставил это занятие, более достойное женщин и философов.
— Это дурной знак, — осторожно сказал с неопределённой интонацией визирь.
Тимур усмехнулся, покосившись на него:
— Только не для тебя. Я жду тебя в лагере под Балхом.
Глава 5
ЦИТАДЕЛЬ
Какая цитадель самая неприступная?
Та ли, что воздвигнута посреди богатого города?
Та ли, что возведена на горной вершине?
Нет, та, что стоит в сердце твоём!
Сказать, что войско Тимура пало на Балхские земли как снег на голову или как песчаная буря, значит, не сказать ничего. Конники самаркандского эмира появились под стенами родового
Тимур не стал предпринимать штурм с ходу, как советовали ему многие. Выразительно высившиеся на фоне синего неба нововозведённые укрепления Балха подсказывали, что не следует этого делать. Не важно, что защитники деморализованы и похожи скорее на стадо баранов, чем на войско.
— Из-за таких стен даже зажмурившаяся овца может поразить неустрашимого барса.
Решено было ждать, когда подойдут стенобитные машины вместе с китайскими мастерами, специально выписанными из Поднебесной империи для их обслуживания.
А пока следовало обложить Балх со всех сторон, дабы не прорвались к нему подкрепления или обозы с провиантом и другими припасами.
В те дни, когда Тимур занимался подготовкой к длительной осаде, Хуссейн обходил свои хранилища и проверял, насколько город готов к длительному сидению в полной изоляции. Оказалось, что всё не так уж плохо. И риса, и пшеницы, и сушёных фруктов, и масла, и вяленого мяса, и сыра овечьего и козьего запасено было в количествах просто огромных. Четыре полноценных источника имелось внутри городских стен, не считая специальных резервуаров с дождевою водой.
Из хранилищ Хуссейн отправился в арсеналы, сердце его осталось довольно и этим посещением. Многие тысячи стрел, копий и мечей хранились там всегда готовые к применению. Бурдюки с китайским песком, то есть порохом и нефтью, для ведения огненной войны также имелись в изобилии.
Эмир искренне поблагодарил старого визиря Ибрагим-бека за его старание И даже подарил ему богато украшенный персидский акинак [58] , что сочтено всеми придворными было как знак высочайшего расположения.
58
Акинак — короткий скифский меч.
Вечером того же дня к Хуссейну прокрался, миновав посты осаждающих, человек от Маулана Задэ и сообщил, что сербедар ни в коем случае не предал своего хазрета, более того, уже начал осуществление своего плана, в результате которого войско, прибывшее из Самарканда, должно быть обезглавлено.
На следующее утро Хуссейн, глядя на Тимуровых конников с высоты своих стен, не испытывал никакой робости, он даже шутил со своими приближёнными, говоря, что воинам его бывшего друга придётся пришивать своим коням крылья, дабы они могли взобраться на укрепления Балха.